… В Римини, после всех формальностей перемещаемся из аэропорта на обсаженный пальмами железнодорожный вокзал, успеваем, обменяв валюту на итальянские лиры, перекусить под навесом кафе на площади, выпить кофе «капуччино», побаловать тебя мороженым.
И вот уже с платформы «бинарио № 2» поднимаемся в вагон останавливающегося на несколько минут проходящего поезда «Милан–Бари». Ехать нам теперь до Барлетты пять часов.
Ты стоишь у широкого окна с разноцветным рюкзачком за спиной, смотришь на море, пальмы, Италию.
Этот чистенький, почти сплошь застеклённый вагон с прохладным ветерком кондиционера так не похож на железные душегубки моей молодости, когда я, исполняя задания редакций, год за годом колесил по стране.
Однажды снова попал в Сталинград на строительство знаменитой гидроэлектростанции.
Волгу преграждали гигантской плотиной. Чтобы речные суда могли продолжать плавание, соорудили обводной канал.
Земснаряд стоял посреди воды, мощными насосами отсасывал грунт со дна, углубляя фарватер, гнал по толстенной трубе жидкую землю–пульпу куда–то на берег.
Я прибыл с заданием написать очерк о доблестном труде строителей. И вот по этой длинной, скользкой от грязи трубе, мне предстояло добраться до них.
Я попытался идти по ней, опираясь на свою палку, но понял, что через шаг–другой свалюсь в воду. В раздумье уселся на гудящую трубу, свесив ноги по обе стороны… Потом начал понемногу отталкиваться руками, продвигаться вперёд. За спиной опускалось багровое солнце Сталинграда. Труба перестала гудеть. Рабочий день кончился.
На земснаряд я прибыл с налипшим на задницу толстым слоем грязи.
Добрые, полупьяные рабочие, они же матросы, тотчас выдали мне брезентовые портки, а повариха мгновенно простирала московские брюки, повесила сушить.
Было решено, что я пробуду у не избалованной вниманием столичных корреспондентов команды несколько дней. Обратно, на «большую землю» меня пообещали доставить на гребной лодке.
К торжественному ужину по случаю моего прибытия была обещана свежая жареная рыба с картошкой и помидорами, арбуз. А также водка.
Оказалось, в свободное от работы время эти чумазые удальцы добывали рыбу варварским способом. Я увидел, как с носа и кормы земснаряда опускают в воду какие–то резиновые шланги с электродами, как включают рубильник…
На поверхности воды закружилась оглушённая рыба – сомы, сазаны и всякая, чуть трепещущая плавниками, мелочь.
В этот момент откуда–то из кубрика на палубу поднялся заспанный человек. Пошатываясь, он подошёл к низкому борту судна, с непосредственностью пьяного расстегнул ширинку и начал писать.
Вдруг, как подрубленный, рухнул в воду – мёртвый!
Сильный разряд электричества ударил снизу вверх по его струйке…
Потом уже было не до торжественного ужина. В тот же вечер я в своих мокрых брюках был вместе с трупом доставлен на спасательном катере к берегу.
Куда ни заносила меня судьба, всюду видел я примеры чудовищного разгильдяйства, глупости.
Есть такой журнальчик – «Театральная жизнь». Как–то в декабре месяце я был направлен редакцией за Полярный круг в город Ухту с заданием описать открытие там театра оперетты…
Круглосуточная ночь, подсвеченная цепочками редких фонарей, жестокий мороз, кутерьма сшибающей с ног метели, такой плотной, что добираться куда–либо приходилось, держась за протянутые вдоль улиц канаты. Чтобы не сгинуть.
Именно там я отморозил левое ухо, подавшись в этот вояж, несмотря на уговоры мамы, не в шапке–ушанке, а в кепке.
Оказалось, театр не отапливался. Зрители – коми–мужики, как они сами себя называли, задубелые шахтёры и лесорубы, сидели в стёганых бушлатах, ватных штанах, заправленных в валенки. С нетерпением ждали, когда отгремит увертюра, поднимется занавес с изображёнными на нем пальмами.
Театр открывался премьерой спектакля про остров Свободы – Кубу, где под руководством Фиделя Кастро победила революция.
И вот поднялся занавес. На ярко освещённой сцене возникли всё те же пальмы, на заднике было нарисовано море, к сцене через проход в партере гуськом побежали «кубинки». Одетые в трико телесного цвета, они казались совсем голыми. Было видно, что девицы дрожат от лютого холода. По дороге простодушные коми–мужики щипали их за разные места. Очевидно, для согрева. Те взвизгивали.
Во втором действии на сцену был выведен настоящий трактор, явно знаменующий победу социализма. У трактора работал двигатель! А вокруг с танцами и песнями роились «кубинские» поселянки. Пар шёл изо ртов.
… Вот мы и подъезжаем к Барлетте. Настоящие пальмы виднеются в сумерках на привокзальных улицах городка. А вон по перрону быстро шагает высокий седой человек.
Донато радостно встречает нас у ступенек вагона. Прихватив самую тяжёлую сумку, выводит из здания вокзала на круглую маленькую площадь, тепло освещённую разноцветными огоньками. Усаживает в автомобиль.
Как бы хотелось, чтобы ты и без меня запомнила этот итальянский июль! К счастью, не знойный, добрый, с лёгкими ветерками, колышащими вершины высоких пальм, их сквозные тени на тротуарах, по которым мы проходили.