Читаем Навстречу мечте полностью

– Хотите есть? Можем угостить. У нас есть тушенка, рис и чай, – спросил нас Рил Гриллз.

– Я не против, – ответила я.

Есенин сделал пару шагов навстречу обрыву и что есть сил закричал:

– Как можно заниматься сексом с человеком, который не читал Бродского?!!

– Или который не умеет играть в шахматы, – подхватил Захар.

Мы пошли к нашим новым друзьям на базу в самой глубине леса и сели на широкое полено, рядом с большой зеленой палаткой. Наконец‑то мы увидели их лица при свете небольшого костра. Захар начал греть мне еду, подсовывая в огонь все новые ветки. Рил Гриллз тем временем горячо и страстно читал стихи Есенина. Мне становилось тепло от его голоса, костра и той компании, в которой мы находились.

В безумье расточенья сил

В часы последней переправы

Господь мне ангела явил,

Его движенья величавы…

Как строг очей нездешний взгляд,

Покорный высшему приказу!

Не испытав ни боль, ни глад,

Не сомневался он ни разу…

Я человек, чей жалок вид,

Я заключен в ловушке плоти.

Но совершенство не манит,

Коль не достигнуто в работе.

Пока я с упоением и восхищением слушала Есенина, Захар спросил Максима:

– Что вы вообще кушаете?

– Сегодня банку персиков съели, – ответил Максим.

– Персики, ништяк. Кушать‑то хочется?

– Немного.

– Мы как сделали: сварили рис на костре, добавили тушенки.

– Я вчера два Доширака съел, – сказал Максим.

– Куриный или говяжий?

– И тот, и другой. Сначала говяжий, потом куриный.

– Что, прям выживаете как можете?

Захар протянул мне консервную банку, и я начала с огромным аппетитом уплетать рис с тушенкой. Есенин закончил декламировать стихи и уселся рядом со мной. Я почувствовала, как его рука опустилась мне на талию.

– Прочитай что‑нибудь еще, – прошу я.

Он сначала нежно, затем грубо начал кусать меня за шею. Я сидела, будто в тумане от выпитого алкоголя на почти голодный желудок и костра, так дурманящего мозг. И я не стала противиться ему. Словно душа моя в предвкушении ласки потянулась к нему. Мы пару раз быстро поцеловались в губы. Они были солеными от съеденной тушенки, купленной по самой низкой цене в магазине.

– Ну, прочитай, а, – прошу я.

Черный человек

Водит пальцем по мерзкой книге

И, гнусавя надо мной,

Как над усопшим, монах,

Читает мне жизнь

Какого‑то прохвоста и забулдыги,

Нагоняя на душу тоску и страх.

Черный человек,

Черный, черный!

«Слушай, слушай, —

Бормочет он мне, —

В книге много прекраснейших

Мыслей и планов».

Этот человек

Проживал в стране

Самых отвратительных

Громил и шарлатанов.

– Не помню я дальше, – сказал он, целуя меня в шею.

– Ну, давай другое.

– Я пьян. Я вдрызг пьян.

– Мы пойдем спать, – вдруг сказал Максим.

Он давно заметил приставания Рил Гриллза, но только сейчас решился взять меня за руку и увести в палатку спать.

– Вы чего? Давайте еще посидим! – сказал Есенин, привставая с полена.

– Если тебе грустно от вина, значит вина недостаточно! – заключил Захар.

– Не грустно. Просто пора спать.

Мы ушли, оставив ребят одних. Только Максим разделся до трусов, послышались чьи‑то шаги.

– Ребят, ну вы серьезно спать?

Максим расстегнул край палатки и строго сказал, что нам надо спать.

– Пойдемте тогда к нам под деревья. Отсюда вас снесет ветром.

Долго думать не пришлось. Я уже надевала тапки, чтобы выскочить на улицу. Максиму пришлось снова одеваться и собирать вещи. Ваня взял нашу палатку и, не разбирая, понес ее на свою базу. Ее сдувало на ветру, и Максим придерживал ее с другого края. Я еле поспевала за ними с несколькими вещами в руках, которые не успела запихнуть в рюкзак.

Ваня обещал поставить палатку ровно, но одна ее сторона стояла на мокрой земле явно ниже. Однако это Максима уже не волновало, и он, снова раздевшись, лег в спальник и закрыл глаза.

– Ребят! – снова послышался голос Есенина. – Пойдемте завтра с десятки прыгать?

– А там берег близко?

– Метров десять, а что, плаваешь плохо?

– Ну, да, – признался Максим.

– У меня восемь лет плавания, кандидат в мастера спорта.

Рил Гриллз расстегнул палатку с другой стороны.

– Вы что, реально спать? Пошли на волны смотреть!

– Мы спать хотим, – пробурчал недовольный Максим.

Спать и правда хотелось, но я все же сунула ноги в тапки и вышла из палатки в одной лишь рубашке. Максим поплелся за мной, натянув только шорты. Было три часа ночи. Ветер усиливался, сдувая нас, маленьких человечков, с тропинки.

– Это не морской ветер! Это ветер с океана! – кричал Есенин, шедший впереди всех.

– Такой ветер ведь может быть и на море! – возразила я.

– Возможно, почему нет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии