Navsegda

почему он так и не сказал ей обо мне. Но мне так приятно общаться с кем-то, кто знал его

так же хорошо, как я, кто знал его лучше меня. Мне так нужно было услышать: «Я знаю,

как тебе больно», и поверить говорящему. Слова срываются с языка прежде, чем я

успеваю себя остановить: — Он боялся, что если вы узнаете, что он встретил кого-то и в

серьезных с ней отношениях, то почувствуете себя брошенной. Нет, не брошенной, но…

он боялся, вы посчитаете, что он преспокойненько живет себе дальше и что в его жизни

больше нет места для вас. Что было бы неправдой. В его жизни всегда было место для вас.

Но он думал, что, услышав обо мне, вы почувствуете себя ненужной, а он этого не хотел.

И он постоянно откладывал разговор обо мне. Ждал подходящего момента. Подходящий

момент всё никак не наступал, а наши отношения перешли на такой уровень, что стало

еще страннее то, что он вам обо мне так и не рассказал, отчего он совсем растерялся. Он

не знал, как быть, и очень из-за этого переживал. Он любил вас, Сьюзен. Сильно любил. И

не рассказал вам обо мне потому, что заботился о вас, пусть и таким странным образом.

Не могу сказать, что я его понимала. Или что мне это было по душе. Но он скрывал наши

отношения от вас не потому, что вы были для него неважны. Или потому, что я для него

была неважна. Просто он… он повел себя как обычный парень. Он не знал, как разрулить

ситуацию, поэтому никак ее не разруливал.

Сьюзен с минуту обдумывает сказанное мной, глядя в свою тарелку.

— Спасибо, — наконец произносит она. — Спасибо, что рассказала мне об этом. Я

думала, дело в другом… Новость не то чтобы приятная, но и не особо неприятная, правда?

— Сьюзен не уверена в том, что чувствует, и явно пытается переварить услышанное. —

Мы уже в тех отношениях, чтобы я могла предложить тебе кое-что? — спрашивает она. —

Как вдова вдове?

— О. Эм… конечно.

— Я все-таки полазила у тебя дома, — признается она. — В свое оправдание могу

сказать, что ты мне разрешила это сделать, но, по правде говоря, я просто жутко

любопытная. Всегда сую везде свой нос. Не могу удержаться. Годами пыталась

избавиться от этой привычки, но плюнула на это, когда мне стукнуло пятьдесят.

Пришлось смириться и принять: я любопытна до безобразия. В общем, я полазила у тебя.

84

Все вещи Бена лежат на своих местах. Ты ничего не убрала. Я посмотрела на кухне. У

тебя тухлятина в холодильнике.

Я знаю, к чему она ведет, и жалею, что согласилась выслушать ее предложение.

— Мне бы хотелось помочь тебе немного прибраться. Снова сделать этот дом

твоим.

— Я не хочу делать его своим, — качаю я головой. — Он наш. Был нашим. Он…

Сьюзен поднимает ладони:

— Ладно. Не буду настаивать. Это твой дом, и ты можешь делать с ним всё, что

хочешь. Просто по своему опыту…. Понимаешь, я слишком долго не убирала вещи

Стивена и жалею об этом. Я словно жила в… посвященном ему храме. Я не убирала его

зубную нить, потому что мне казалось, что если уберу, то тем самым предам его… Звучит,

нелепо, правда?

— Нет.

Сьюзен смотрит мне в глаза, прекрасно зная, что я поступаю точно так же, зная, что

я потеряна точно так же, как когда-то она. Мне хочется убедить ее, что меня устраивает

состояние вещей. Я не хочу двигаться вперед.

— Это нелепо, Элси, — произносит она твердо, но по-доброму. — Стивен живет в

моем сердце, а не где-то еще. И убрав с глаз долгой его вещи, я смогла снова зажить своей

жизнью. Ты же поступай как знаешь. Подгонять тебя смысла нет.

— Спасибо, — благодарю я.

— Только помни, что надолго погрузившись в горе, ты можешь однажды очнуться

и обнаружить, что вся твоя жизнь построена вокруг призрака. Вот и всё. Я закончила с

наставлениями. Не мне указывать, что тебе нужно делать. Просто у меня такое чувство,

будто я тебя знаю. Хотя, конечно же, это не так.

— Нет, — останавливаю я ее. — Думаю, вы и правда знаете меня.

После ланча Сьюзен отвозит меня домой и целует на прощание в щеку.

— Если тебе что-нибудь будет нужно, пожалуйста, не стесняйся, звони, — говорит

она прежде, чем я выхожу из машины. — Кроме тебя у меня никого больше нет. — Она

печально смеется, словно ее позабавило, как жалко это прозвучало.

Я открываю входную дверь, вхожу и останавливаюсь, устремив взгляд на лежащее

на полке обручальное кольцо Бена. В голове звучат слова Сьюзен. Формально, мы с ней

— семья. Что случается с отношениями, которых у тебя никогда не было с твоей

свекровью, когда ты теряешь мужа?

Сев, я беру в руки бумажник Бена и с нежностью оглаживаю его потертые края.

Снимаю свое обручальное кольцо, надеваю на безымянный палец кольцо Бена, а потом —

свое, чтобы кольцо Бена не сваливалось. Оно болтается на пальце, слишком больше, но

его приятно ощущать.

Я осматриваю дом, глядя на него глазами Сьюзен. Как много здесь вещей Бена! Так

и вижу себя, сидящую на этом самом месте двадцать лет спустя, с разбросанными вещами

Бена, застывшую во времени. Я вижу себя такой, какой, боюсь, видят меня остальные. Я