Наваждение

Слов не было, как и сказала Диме. Когда сбываются все мечты - это не описать, не передать никому. Может быть когда-то потом. Но не сейчас, точно, когда все внутри еще вибрирует от радости и не утихшего страха. И почему-то мысли сами возвращались в прошлое. В те полгода их отношений, когда Лизе и в самых смелых мечтах не грезилось, что можно для своего Дмитрия Владленовича стать таким же наваждением, каким он был для нее. Вот и молчала, с каким-то суеверием. Чтоб не сглазить такое счастье.

Да и не было у нее охоты вязать. Сначала отсыпались оба. Лизе рядом с мужем и таблетки оказались не нужны, и буйство ребенка уже не так беспокоило. А Дима, видимо, просто устал за все это время настолько (что она замечала даже по телефону), что ему ничего не могло помешать спать. Первые сутки они выбрались из спальни лишь раз, чтобы сходить на берег, “осмотреться”, как Дима сказал, да поесть. Правда, немного отоспавшись, Дима добрался и до нее самой. Что безумно обрадовало и даже воодушевило Лизу. Был у нее страх, что Калиненко утратит интерес, обнаружив, насколько Лиза сейчас изменилась. Трудно не заметить ее живот, который еще и барабанит изнутри время от времени. Накручивала она себя во время этих недель, было дело.

Дима рассеял все ее страхи одним махом. И таким жаром, что из головы вообще все вылетело, и только нужда в нем осталась. Но при этом, снова ее поразив, Калиненко и изменил тактику… Сложно описать, но просто чувствовалось, что он старается быть аккуратным и… ну, нежным, чего ранее в его жадной страсти не особо замечалось. А еще Дима громко посмеялся над ее попытками прикрыться или повернуться как-то спиной или боком, как в их первый раз, точно. И точно так, как и девять лет назад, посоветовал ей выкинуть фигню из головы и расслабиться, получая удовольствие. Она, вообще, его часто слушала. Так что и тут решила с мужем не спорить. А потом, совершенно уже не имея никаких сил, изнеможенно устроившись на его плече и заявив, что с места не сдвинется еще сутки - рассмеялась сама.

- Слушай, Дима. У тебя все возвращения - по одному сценарию, - отмахнулась она от его вопросительно вздернутой брови. - Что после восьми лет, что после трех недель.

- Ничего подобного, никакой стиральной машинки, заметь, - хмыкнул Калиненко, перевернулся на бок и ее повернул, обхватив, крепко обняв руками со спины. - И оливье ты мне еще не делала. А я, между прочим, не отказался бы, - он зевнул и, похоже, собирался снова заснуть.

Лиза оглянулась через плечо:

- Ты шутишь или серьезно? - честно удивила она.

- Я никогда не шучу с едой, - Дима уткнулся ей в волосы, уже засыпая, похоже. - Угомонись, малой. Сейчас спать надо, - вдруг заявил он.

Накрыл ее живот руками.

И Лиза вот не сразу поняла, что это Дима проворчал ребенку, который и правда разгулялся, видимо недовольный тем, что она на бок легла. Но что самое странное, заставившее ее улыбнуться, ребенок послушался. Еще пару раз отметился, но уже слабее, и затих. Авторитет отца признал? Она вот сколько ночами с сыном разговаривала, уговаривая поспать, он ей на уступки не шел, буянил, сколько самому хотелось. Или же просто, совпало? Так или иначе, но оба ее мужчины чуть ли не моментально заснули. И Лиза решила последовать их примеру, согревшись в объятиях Димы.

А оливье она ему все-таки приготовила. Не могла отказать Калиненко. Ни тогда, когда забирала из колонии, пусть и ворчала, и деньги считала. Ни сейчас. Специально поднялась раньше утром и отправила Гену в магазин. Отказалась от помощи Тамары Степановны, не знавшей о ее планах и потому, уже готовившей другое на завтрак. И все с тем же трепетным удовольствием сидела и смотрела, как Дима сметает это оливье, отодвинув все остальное. Так глупо чувствовала себя при этом, все той же наивной влюбленной девчонкой, но такой счастливой! И петь хотелось от всего этого. Собственно, Лиза бы и пела, тем более, к насмешкам Димы по поводу отсутствия у нее слуха и голоса привыкла уже, да и не обращала внимания. Но при Тамаре Степановне как-то стеснялась. Да и спугнуть это ощущение внутри не хотелось. И она просто наслаждалась его присутствием рядом.

А потом они вышли гулять в сад. И вот там, в уже давно облюбованной ею беседке, Дима и уселся прямо на клубок из нитей, очередных недовязанных пинеток, и торчащие из всего этого спицы. Забыла Лиза убрать рукоделие в корзинку, которую Гена купил вместе со всем для удобства. Так и бросила среди подушек с пледами. Теперь слушала, как Калиненко матерится, не зная, то ли смеяться, то ли извиняться начать.

- Твою… налево, это что за хр… фигня?! - подскочив с дивана, Дима с удивлением и даже брезгливостью какой-то, рассматривал ее увлечение.

- Извини, - Лиза все-таки начала смеяться, хоть и душила смех в себе. - Это я пинетки учусь вязать. Забыла спрятать.

- Что делаешь? - скривившись с явным выражением непонимания на лице, переспросил Дима, вертя клубок всего этого в руках то так, то этак.

- Пинетки вяжу для ребенка.

Она забрала у него рукоделие, отложила моток ниток и попыталась кое-как расправить итог своих очередных мучений.