Наваждение

Эта псина носилась по берегу, оглашая радостным лаем все вокруг километра на три, наверное. У него еще с прошлого вечера в голове звенело от этого лая, когда он Жучку в машину пытался засунуть. Не то, чтобы собака ему до конца доверяла, однако. С Лизой она, вроде, куда охотней в авто забиралась. А ему и зубы свои оскаленные демонстрировала, и цапнуть пыталась по ходу. И плевать было, что он ее к хозяйке везти собирался, лаяла и все тут. Спасибо, сиденья все не поцапала. А сейчас вон, лучшая псина в мире: носится вокруг Лизы, не обделяя и его вниманием, кстати, будто и не устраивала ночью концерта, и не выла всю дорогу.

Так нормально и не отдохнув, не избавившись от усталости последних недель, которая и не могла уйти после напряженной ночи и лишь четырех часов сна, когда просто отрубился в кресле, он сел на песок. Жарко. Тут действительно было жарче, чем в родном городе. Растер лицо, пытаясь взбодриться.

Гена кружил около Лизы и заливающейся счастливым лаем собаки. Да, зря Дима сюда потащился. Сам хотел, вроде, берег осмотреть, сам Лизе предложил. А лучше бы дома остался. С ней же в кровати, и нормально все-таки выспался. Странно, оказалось, отвык. Все еще не мог полноценно расслабиться. Подкорка за эти недели на таком взводе была, что и сейчас его дергало, вырывало из сна, гнало куда-то тревожной потребностью все успеть и решить, чтоб не осталось вопросов. Как на зоне, точно. На постоянном стреме.

Лиза рассмеялась, вновь бросая Жучке палку, и собака понеслась вперед, окатив и хозяйку, и охранника тучей холодных соленых брызг. Надо бы сказать Лизе, чтоб от воды отошла. Все же, не лето еще. И хоть воздух теплый - море однозначно не прогрелось. Но Дима промолчал, просто наблюдая. То ли его слишком хорошо уже понимая без всяких слов, то ли сама подумав о том же, Лиза уже и так отступила от воды. Стала неподалеку от него, подзывая Жучку. И не дергалась, не прыгала и не бегала. Вся обдуманная и размеренная. Дима так понимал, что это все для него, чтоб придраться не нашел к чему. И от такого поведения жены - на смех тянуло.

И все равно - рядом с ней его расслабило. Смог вдохнуть нормально. И даже курить не так тянуло. Хотя, нет-нет, а брал сигарету.

Лиза опять рассмеялась над тем, как искренне собака радовалась морю, песку, ее присутствию. Поддалась на “уговоры” Жучки, снова бросила палку. Обернулась и посмотрела на него, пытаясь рукой придержать волосы, которые ветер трепал, все время перебрасывая к лицу. Встретились взглядом. В груди тепло стало, разгоняя то давление и холод, которые за последние дни стали привычными. Точно что “грудная жаба”, сидит и давит, давит. А теперь - свободно, как это море. Словно все нутро - нараспашку. И тепло этого солнца в себя вбирает.

Когда она его так зацепила? Как умудрилась незаметно подобраться, окрутить со спины и как тот самый плющ, прорасти насквозь, через все тело? В каждую мышцу, в каждую мысль, между ребер просочиться?

Он когда с зоны вышел, на самом деле ведь, даже не помнил о Лизе, как таковой. И все то время, что сидел - не владела эта девчонка его мыслями. Как так можно, чтоб один и тот же человек, то вообще сбоку твоей жизни был, то вдруг стал ее центром? Главенствующей осью, вокруг которой все и вертится? Дима не то, чтобы только об этом и размышлял в последнее время - было чем занять и голову, и руки, и без всего этого. Однако все же думал.

Не то, чтобы он по жизни на женщин западал. То, что падкий до них был, этого не отрицал. До тел, до расслабления, до удовольствия любого, которое хотел и мог себе позволить взять у жизни. Но вот чтоб так ощущать или настолько дорожить - не приходилось. Видел, знал, слышал… За тем же Виталей пару лет назад, еще на зоне сидя, наблюдал, поражаясь, если честно. Смотрел, как друга трясет. Да так и не перетрясло, по ходу. А самого, как-то, Бог миловал… Или Калиненко просто не сразу в планы Высшего въехал, не разобрался с первого раза, так сказать, в дарованных шансах. Так его по-новой, с разгону и в стену бетонную, чтоб уж точно заметил. Не проворонил.

А сколько планов было, е-мое! И как продуманы - до слова, до вдоха, до последнего миллиметра и жеста. Он все восемь лет четко выстраивал вектор своих действий, каждый свой шаг на два года вперед просчитал и знал. С высокого места упал. И туда же вернуться собирался. Еще выше подняться думал. Каждому, кто подставил - свой ответ приготовил. Еще с зоны реализовывать план стал, используя любую возможность. Отвечая на подлость - подлостью. И каждому, кто в голове, в “списке” был - отмеривал по заслугам перед ним. Все подготовил. Просчитал. Продумал.

Кроме Лизы.

Пару раз за эти недели он серьезно думал, а что было бы - не появись она под колонией? Или выбери он иную дорогу? Пройди мимо нее, не обернувшись? Не зацепившись обрывками памяти, посеревшей и выцветшей на зоне, за знакомое, пусть и забытое лицо? И, честно говоря, нашел для себя лишь один ответ - не хочет он знать этого. И проверять не хочет, несмотря ни на что, пусть и перекрутил всю свою жизнь так, как полгода назад и в бреду бы не придумал.