Навь и Явь

Дарёна не могла дождаться рассвета. На первое посещение решили отправиться всей семьёй – даже Шумилка, придя на обед, напросилась в Тихую Рощу вместе со всеми. Матушка Крылинка набила снедью корзинку, Дарёна взяла на руки Зарянку, и они, шагнув в проход, очутились перед знакомой калиткой.

– Хвала Лаладе, девы! – произнесла Крылинка уставное приветствие жриц. – Мы к Младе пришли!

– О... Всем семейством? – Из-за сосны шагнула незнакомая светловолосая дева с вздёрнутым носиком и малиновыми губами. – И дитя с вами?

Малышка вела себя тихо, предусмотрительно досыта накормленная Гораной.

– Она не будет шуметь, – поручилась за неё Дарёна.

– Хорошо, идёмте, – сказала жрица, открывая калитку.

Дарёна чуть не завалилась на спину, задрав голову к верхушке Дом-дерева. Вблизи его размеры впечатляли до мурашек: казалось, этот исполин подпирал ветвями облака, а в облепивших его необъятный ствол домиках могло разместиться, наверное, всё Кузнечное. На огородах зрели в круглогодичном тихорощенском тепле овощи, вздыхали кронами плодовые деревья, а девы в длинных белых рубашках с тонкими плетёными поясками несли с грядок корзины, полные свежей зелени.

На одной из нижних деревянных площадок сидела на скамеечке Млада. Вид у неё был задумчиво-скучающий, но, заметив родных, она повеселела, и в душе у Дарёны запела светлая струнка радости. Взбежав по доскам-ступенькам, она первой поцеловала Младу и устроилась с Зарянкой у неё на колене. На губах Млады улыбка едва обозначилась, но глаза заискрились, как струйки ручья на солнце. Вдовьим покрывалом соскользнула в небытие плоская, полная тоски ночь, а наяву осталась лишь смолисто-летняя, пахнущая хвоей действительность встречи. Млада по-прежнему не размыкала губ при поцелуях, но нежность в её взоре с лихвой возмещала эту сдержанность.

– Ну, как вы там? – шепнула она, прижимая к себе Дарёну и заглядывая в личико дочки. – Зарянка не голодная?

– Всё хорошо, лада. – Дарёна ткнулась лбом в лоб супруги, потёрлась носом. Если б она умела, то замурлыкала бы. – У Гораны молозива довольно. Чем больше Зарянка кушает, тем больше его становится. Так что не беспокойся, мы не голодаем.

В их долгожданное уютное единение вторглась Крылинка:

– Младушка, ты сама-то как? Я тебе тут съестного принесла – пирог с рыбой, ватрушки, блинчики, пирожки с земляникой сушёной, каша с курятиной...

– Ох, матушка, мне столько не осилить, – с коротким смешком ответила Млада. – Но пирог – это кстати. Кормёжка тут, скажу вам правду, весьма унылая... Одни овощи, мёд, хлеб да каша пустая.

– А тебе рыбку да мяско подавай, киса моя, мурр? – проворковала Дарёна, ласкаясь и тычась носом в ухо супруги.

– Ежели так и дальше пойдёт, я отсюда домой сбегу, – усмехнулась Млада, жмурясь по-кошачьи.

– Мы тебе каждый день станем пироги носить, – пообещала матушка Крылинка. – Ты только скажи, чего тебе надобно – всё принесём! Лишь бы тебе тут хорошо было.

– Тут славно, – сказала Млада. – Домашней снеди только не хватает, а так – благодать... В постели, правда, не очень-то поваляешься. Эти девчушки беспокойные меня сегодня на рассвете из домика выгнали, ходить то и дело заставляют. Заметят, что я присела – и опять тормошат: «А ну-ка, вставай, пойдём!» Пробовали меня к огородным работам привлечь, да только не вышло: ноги у меня слабоваты ещё.

– И правильно делают, что покою тебе не дают, – молвила Горана. – Расхаживаться тебе надобно, силу нагуливать, тело разрабатывать.

– Ты только не утомляйся шибко-то, – с материнской заботой посоветовала Крылинка. – Потихоньку надо, помаленьку.

«Беспокойных девчушек» Дарёна вскоре увидела: это были две молодые девы-ученицы, одна – с роскошным русым плащом волос, шелковисто лоснящимся в солнечных лучах, а другая – белокурая, как одуванчик, даже ресницы у неё были серебристые. Две эти стройные щебетуньи согнали Младу со скамеечки и заставили пройтись вокруг Дом-дерева; это для ослабленной женщины-кошки оказалось нелёгкой задачей – даже с опорой на плечи девушек она раз десять останавливалась, чтобы перевести дух, а потом измученно опустилась на мягкую травку, раскинув руки в стороны и жмурясь на солнце.

– Что-то шибко вы её гоняете, красавицы, – покачала головой матушка Крылинка.

– Ничего, ей полезно, – засмеялись те. – Сейчас вот на Лазоревое пойдём купаться.

Лазоревым звалось не то чтобы озерцо, а просто большая округлая купель в каменном провале, наполненном водами Тиши. Стенки и дно покрывал ярко-голубой налёт – очевидно, отсюда и пошло название. Располагалось Лазоревое у западной окраины Тихой Рощи, на границе с обычным сосновым бором; к воде вели вырубленные в горной породе ступеньки, всего около десятка, а со всех сторон это голубое око земли окружали скалистые стены, словно края огромной чаши. На уровне нижней ступеньки по всей окружности купели тянулся ещё один, внутренний бережок-уступ. В поперечнике Лазоревое насчитывало саженей тридцать^[27], не более.

– А вот плавать мне полегче, чем ходить, – сказала Млада. – Вчера я тут уже была.