Нация как субъект конфликта

Теперь все-таки обратимся к теориям самих националистов.

Все националистические доктрины, как счастливые семьи, похожи друг на друга. В общем, они сводимы к нескольким простым положениям.

1. Существует такая вещь, как нация: реальная общность людей, имеющая, как минимум, свою историю.

2. У нации имеются интересы, не сводимые к интересам отдельных людей, групп, классов и так далее.

3. Интересы нации более важны (для нее самой), чем интересы людей и групп, в нацию не входящих.

4. Эти интересы могут быть реализованы преимущественно в сфере текущей политики: в частности, нация должна быть как можно более независимой от других наций, а желательно — доминировать в кругу других народов.

Нетрудно видеть, что эти положения образуют круг. На первом шаге «нации» приписывается существование, на втором — субъектность, на третьем эта субъектность объявляется верховной ценностью, а на четвертом эта ценность понимается как стремление к самоутверждению. Здесь круг замыкается, так как самоутверждение есть единственно возможное доказательство бытия нации: она есть, поскольку другие нации больше не могут игнорировать ее существование и вынуждены с ним считаться. Таким образом, национализм призывает к борьбе за признание.

Сказанное касается того, что хотят националисты. Теперь обратимся к внутренней стороне их теорий, а именно — к объяснению того, почему они этого хотят. То есть перейдем от националистической программы к националистическому мифу.

1. Во-первых, в обязательный набор националистических представлений входит (в том или ином варианте) миф о Золотом веке. Речь идет о неких отдаленных временах, когда счастливый и свободный народ вольно трудился на своей земле, не зная нужды и горя. Однако националисты всегда замечают, что в этом счастливом состоянии народ оставался наивным, не зная себя и своих сил, — то бишь не имея национального самосознания.

2. Вторым этапом обычно является появление национального врага. В качестве врага может выступать конкретный народ, захвативший или полонивший страдающую нацию, или целый ряд таких народов, или какие-нибудь совсем безличные силы (например, «империалисты»). Враг действует силой и хитростью, при этом не только подчиняя народ себе, но и сообщая ему самосознание — однако самосознание это ложное. Например, враг пытается ассимилировать народ, внушить ему ложные религиозные и/или общественные идеалы или еще как-нибудь искалечить.

3. Центральным этапом истории является начало националистической проповеди. Как правило, ее начинает один или несколько человек, чье самосознание (ложное) оказывается, однако, настолько развитым, что способно самостоятельно открыть истину.

4. Идеологи просвещают народ относительно его чаяний и ценностей, сообщая ему учение о самом себе.

5. Далее следует борьба за «возрождение», обретение независимости и прочих благ, и в конце — счастливое возвращение в Золотой век, но с прибытком: нация обрела самосознание и больше не позволит себя так просто объегорить.

Здесь мифы кончаются, и начинаются несовпадения националистической теории и националистической практики. Особенно резко это проявляется в трех моментах: с соответствием исторической правды национальному мифу (проблема «исторической достоверности»), с определением границ нации («проблема идентичности») и с формой желаемого национального удовлетворения (она же «национальная идея»). Нетрудно видеть, что эти три проблемы аккуратно охватывают прошлое, настоящее и будущее нации.

Начнем с последнего. Известно, что одним из популярных вариантов национального самоутверждения является создание собственного независимого государства. Однако он далеко не единственный: не менее часто национальное чувство присваивает своей нации право распоряжаться судьбой других наций — или империалистически, или в форме завоевания привилегированного положения для данной нации в одном, а то и в нескольких, государствах (типический случай — «национализм диаспор» или близких к ним по положению национальных меньшинств). Иной раз ярко выраженный национализм спокойно относится к формам политического бытия, не предполагающим суверенитета — таким, например, как пребывание в составе большой многонациональной империи или добровольное подчинение признанным мировым лидерам. Наконец, существует нигилистический национализм, ищущий самоутверждения не столько в построении чего бы то ни было «своего», сколько в разрушении «чужого».

К тому же цели националистического движения могут еще и меняться со временем: любая конкретная «программа» здесь является чем-то вторичным по отношению к национализму как таковому. Грубо говоря, это «повод, а не причина».