Нация как субъект конфликта

Кьеркегор где-то сказал про лекции Гегеля о доказательстве бытия Божьего так: «Попытка доказать существование того, кто находится прямо перед тобой, есть оскорбление, ибо это попытка поднять на смех». Еще большим оскорблением является, очевидно, попытка доказать несуществование того, что находится перед самым нашим носом. Книга номер один в списках современной литературы по вопросам национализма — знаменитый трактат Бенедикта Андерсона — называется «Воображаемые сообщества». При этом слово «воображаемые» (imagine) здесь нужно понимать без экивоков: «воображаемое» есть «плод воображения», никак иначе. Поэтому так называемый «примордиализм» в современной этнологии (то есть, попросту, гипотеза о том, что нации могут существовать «на самом деле», без чьих-то конструирующих усилий) в настоящий момент стал неким жупелом:, почти никто из серьезных исследователей вопроса в открытую не признает себя «примордиалистом» зато все в хвост и в гриву костерят друг друга за проявления такового.

Однако смутное ощущение, что за «нациями» все-таки стоит какая-то реальность, никуда не девается. Для удовлетворения этого чувства исследователи национализма стараются разделять «национальную» и «этническую» проблематику. Под «этническое» подверстывается мутный конгломерат расовых, географических, культурных и иных факторов, с тщательным отделением всего этого от собственно «национальной» проблематики.

До недавнего времени существовало даже своего рода разделение труда: этнические явления изучались социологами и антропологами (с 60-х), а нации — историками и политологами. Можно сказать так, что «этнос» рассматривался (а в общем-то и сейчас рассматривается) как внеисторический субстрат, связанный с идеей существования «неисторических» («первобытных») народов — то есть как некая материальная противоположность «нации». И только наглядная демонстрация того, что какие-нибудь «ибо» или «йоруба» могут неожиданно ввязаться в историю (например, взять в руки автоматы), способствовала слиянию этих двух направлений исследования.

Так или иначе, необходимо объяснить себе и другим, каким образом «этнос» (объект реальный и относительно невинный) вдруг начинает «воображать о себе». Логично увидеть в этом заговор каких-нибудь закулисных махинаторов. В последнее время в моду все больше входит инструменталистский («этнополитический») подход, трактующий национализм как результат манипулирования со стороны «этнических предпринимателей» или «иностранных агентов», разжигающих и затем эксплуатирующих национальные чувства — или, лучше сказать, злокозненно выдающие все то, что получилось разжечь, за «национальные чувства». В таком случае «нация» — это всего лишь еще одно порождение глупости одних и подлости других, и остается только выяснить, как именно эти два универсальных начала зацепляются друг за друга, чтобы породить именно нацию — а не, скажем, секту.

Основное уязвимое место подобных воззрений хорошо видно. «Этническое предпринимательство» (и вообще заговоры) существует, но сводить к нему абсолютно все было бы излишне самонадеянно: в конце концов, как справедливо замечал Энтони Смит, «невозможно создать нацию из ничего». Конструктивистские подходы систематически упускают из вида материю своих конструкций: для того чтобы строить, все-таки нужны камни — причем обычная интеллигентская отмазка «когда б вы знали, из какого сора» в данном случае выглядит особенно нелепо: из сушеного кизяка не сложить даже приличную сараюшку, «тем более дом пятиэтажный».

Тем не менее специалисты — с упорством, достойным лучшего применения, — предполагают наиболее вероятной материей для национального строительства именно кизяк.