Наступление

Советская разведка играла игру, которая была беспроигрышной. Тут даже не имело значение — попадется Басецкий или нет. Живым — вряд ли, а вот бомба может оказаться в руках пакистанцев. Но тут возникает три «но». Первое — американцы попытаются ее забрать, пакистанцам выгодно будет оставить ее у себя. Будет конфликт. Второе — сам по себе факт появления советской бомбы в Пешаваре послужит пакистанским элитам последним предупреждением — вполне возможно, что они сочтут за лучшее прекратить поддерживать моджахедов, пока такая бомба не взорвалась в Равалпинди или Исламабаде. Никто не хочет умирать за чужие интересы, какой бы выгодой это не пахло. Наконец третье — на бомбе постоянно находился своего рода маячок — но не радио, а дающий сигнал только при поступлении запроса из космоса, если не знать об этом — то маячок можно обнаружить, только разобрав устройство. А пакистанцы, если они решат оставить устройство у себя — явно отправят его в подземный ядерный центр. И тогда — будут точно известны его координаты, сейчас известные лишь приблизительно.

Но все же — было бы лучше, если бы это устройство сработало как надо…

Зона племен. За несколько часов до часа Ч

Зардад, молодой воин из людей Африди долго казнил себя за то, что послушал неизвестного. Связанный клятвой над огнем очага и хлебом, который питает людей, он не мог никому рассказать о том, что произошло в горах — но время шло, диктатор и тиран оставался в живых и творил новые злодеяния. Зардал с ненавистью посматривал на бережно хранимую им снайперскую винтовку, и чувствовал — что он бинанга. Человек без чести.

Но время шло, время, наполненное суетными делами дней — и как-то раз Зардад пошел на охоту. Он купил винтовку и в племени знали об этом — поэтому Зардад был теперь охотником, он приносил мясо в племя, и был уважаемым человеком. Охота помогала ему стать искусным следопытом и снайпером, чтобы выследить горного козла или другую, водящуюся в этих местах дичь, приходилось делать большие переходы, по несколько километров по горным кручам и опасным, ненадежным склонам. Почему то в этих местах разом исчезло большинство зверья и теперь за ним приходилось идти несколько дней. Чаще всего у охотника был только один выстрел, промахнешься — и распугаешь зверя, придется тропить нового еще два — три дня. Так, Зардад становился снайпером и достойным сыном своего народа — и гордая Лейла из рода шейхов, которая жила в городе и отказывалась носить паранджу — смотрела на него уже с интересом…

За зверем он вышел ночью, когда Аллах еще не послал им новый день, не погасил звезды на небе и не даровал людям рассвет нового дня. Собрался — две обоймы для винтовки, большое шерстяное одеяло, на котором можно спать и которым можно укрыться на горном склоне от глаз врага, немного сушеного мяса, которого у охотника Зардада было в достатке, кислое молоко, которым пуштуны лечили желудочные болезни. Немного трав, которые знал один человек в поселке, знахарь и мудрец, и которые он выменял на соленое мясо. Мясо, кстати, было приготовлено чисто пуштунским способом: застрелив зверя, пуштуны нарезают мясо тонкими ломтями и выкладывают на камни сушиться или подвешивают на поясе на специальные крючки. И, конечно же, солят. Выветренное таким образом мясо намного полезнее, чем вареное, в нем сохраняется вся его ценность, на паре таких вот полосок мяса, жестких как сапожная подошва пуштун может идти по горам целый день. Конечно, Зардал взял с собой и соли — соль у пуштунов ценилась, она была дорогой, потому что государство обкладывало соль налогом — но у Зардада соль была.

Перед выходом из своего холостяцкого жилища, он взглянул на запад, в сторону Мекки и сотворил положенное при таких обстоятельствах ду’а.