Настроение: со льдом!

– Я не боюсь, Тома. Но знаю, что Ляля не обрадуется. Ей будет там плохо.

Я кивнула.

– Без мамы и без папы, – проговорила я с лёгким сарказмом. – Мы опять пришли к тому же. И ты готов потратить на её страхи все свои шансы и возможности.

Он вдруг усмехнулся, невесело.

– Все мои шансы и возможности, как ты говоришь, мне нужны лишь для одного – делать свою семью счастливой. Иначе для чего?

Я не выдержала, сама из-за стола поднялась, отошла к окну.

– Я не понимаю, – сказала я. – Извини, я не понимаю.

– Чего ты не понимаешь? Как жить ради семьи?

– Это я как раз очень хорошо понимаю. Я не понимаю, почему Ляля, после стольких лет вашего брака, не может немного пожить для тебя, твоими интересами. Почему все вокруг должны ориентироваться на неё?

Виталик развернулся на стуле, всем своим видом показывая, насколько он недоволен этим разговором. Но, судя по всему, он всё-таки пребывал в сомнениях по поводу работы, раз продолжал это обсуждать со мной. Именно со мной, потому что я единственная, кто мог сказать ему, что он ошибается, выбирая путь непротивления. Дома ему говорить об этом было не с кем, все родственники изначально были против предложенной работы и отъезда в Москву.

А в ответ на мои последние слова, у него не нашлось иного ответа, как давно всем известный:

– Это же Ляля. Ты сама знаешь.

– Знаю, – кивнула я. Вздохнула, усмехнулась и снова признала, в некоторой досаде: – Я знаю. Но я порой смотрю на тебя, на родительской кухне, в саду с какой-нибудь дурацкой пилой или молотком, и понимаю, что ты себя попросту хоронишь. И не понимаю, какое счастье ты во всём этом находишь. У тебя же было столько амбиций, столько планов, столько мечтаний, и куда всё это делось? Неужели это всё могло сосредоточиться на Ляле?

– Да, – вдруг сказал он.

Просто сказал, не задумавшись ни на секунду. Легко и уверенно, а я замерла, у меня в один момент пропали все слова и доводы. Раз человек так легко говорит, что ему ничего не нужно, кроме того, как быть с другим, определённым человеком, то, что этому можно противопоставить? Что возможно ему доказать?

Я молчала, а Виталик меня разглядывал. Смотрел на меня так внимательно, как не смотрел очень давно. Тем самым взглядом, понимающим, проникающим в душу, но сейчас это был взрослый мужчина, а не мальчик, как когда-то. И в его голове были другие мысли, слова.

– Я тебя разочаровал? – спросил он.

Я не знала, что ответить. И Виталик продолжил:

– Наверное, разочаровал. Я все эти годы не знал, как тебе объяснить, что я уже не тот человек, которого ты знала. Я сам это прекрасно осознаю. Не знаю, почему так случилось, не знаю, почему я изменился, кто или что меня изменило, Ляля или всё случилось само собой. Но я другой, и мне уже не нужно то, что было важно когда-то. Порой я думаю, что в молодости я хотел всего и сразу только потому, что внутри была какая-то пустота, и её необходимо было чем-то заполнить. Например, мечтами и амбициями, как ты говоришь. А потом я встретил Лялю, у нас родились дети, и всё остальное стало неважно. Тома, я же прекрасно осознаю, что ты желаешь мне добра. Мне, и сестре. Что это предложение о работе очень выгодно и привлекательно, и ты права, оно решило бы множество наших с Лялей проблем, по крайней мере, в финансовом плане. И мне, возможно, было бы интересно там работать. Но для меня финансовая и карьерная реализация уже не самоцель. Я живу другим. Пусть неправильно, пусть трудно, но для меня это важно. И, главное, меня это делает счастливым. Так ради чего мне рушить всё, увозить семью от всего привычного и любимого? Ради денег?

Все его слова доходили до моего сознания, я прекрасно понимала, о чём он говорит, но понимания в душе никак не возникало. Виталик был прав, я перестала его понимать, причём очень давно. Не могу я воспринять его таким, каким он стал, повзрослев и что-то для себя переосмыслив. Я этих его мыслей не понимала. Мне хотелось продолжать доказывать, в попытке достучаться, но я остановила себя, понимая, что все мои слова и доводы абсолютно бессмысленны. Ведь они важны и понятны для меня. А Виталик живёт другими ценностями и ориентирами. И, наверное, мне пора это признать и смириться. Но я была настолько расстроена итогом нашего разговора, что продолжала молчать, не в силах смириться. Всё-таки бабушка была права, гордыня порой берёт надо мной верх. Приходится её усмирять.

– Ты счастлив? – Это единственное, что пришло мне на ум спросить у него.

– С Лялей? Да. – Виталик вдруг улыбнулся. – У нас ребёнок будет, – сказал он.

Я в первый момент растерялась, и удивилась.

– Ребёнок?

– Да. Так что, куда мы поедем?

Я кивнула, улыбнулась, постаралась сделать это с пониманием. Потом опомнилась и сказала:

– Поздравляю.