Настроение: со льдом!

– Да. – Он снова отпустил мой взгляд, отвернулся, выдохнул недовольно. Затем пояснил: – Мы женились в Америке, прожили десять лет. Десять, понимаешь? Брак в Америке – это нечто другое, непривычное для нашего человека. Другие законы, другая политика отношений. У нас совместная ипотека и кредиты, у нас куча общих документов и обязательств.

Он врал. Он отворачивался от меня, отводил глаза, говорил какую-то ерунду, при этом слова сыпались из него, как из рога изобилия. А я уже выучила, что, если Марк говорит много, значит, пытается на ходу придумать поводы и причины. И я снова повторила:

– Год?

Он зло прищурился.

– Ты знаешь, сколько стоит развод в Америке?!

– Год, Марк?! – Я требовательно повысила голос вслед за ним.

Он вдруг схватил лёгкую штору на окне, она просто попалась ему под руку, дёрнул её, и та с треском сорвалась с гардины. Марк отшвырнул её в сторону. А сам зло выдохнул:

– Да, да, она родила полгода назад. Но это не мой ребёнок!

ГЛАВА 15

– Ты никуда не поедешь. Я тебя не отпускаю.

Эти слова звучали у меня в ушах до самого утра. За прошлый вечер я выслушала много, особенно много того, чего я знать не хотела, а, точнее, предпочла бы, чтобы этого не было. Ну, почему, почему мне не может взять и повезти хоть раз в жизни? Ни за что, просто так. Почему бы не встретить этакого принца на белом коне, который если бы не спас, то захотел бы меня на своём дорогущем рысаке покатать и ничего бы взамен не попросил. Но нет же. Я снова нашла на свою голову проблему. Или не на голову…

– Ты меня не отпускаешь? – удивлялась я его чересчур требовательному, командному тону.

– Не отпускаю, – упрямо повторял он. – Ты будешь со мной.

– Почему?

– Как почему? – искренне удивлялся он. И повторил: – Потому что ты мне нужна.

Вот это было откровением. До вчерашнего вечера Марку не приходило в голову говорить мне, что я нужна, что дорога, что я что-то значу, и поэтому он меня больше не отпустит. Мне рассказывали про отпуск, после которого, как я понимала, всё могло закончиться в один день. А теперь я сидела в доме его родителей, погребённая под ворохом его проблем, озадаченная, ошарашенная, и меня, видите ли, не отпускали.

Мы даже к ужину не спустились. Я слышала, как с работы вернулся Аркадий Михайлович, слышала его голос внизу, более громкий, чем обычно, и прекрасно понимала, что обсуждается внизу. И знала, что Маше всерьёз досталось от родителей.

– Марина с Машкой дружат, – сказал мне Марк. – Я просил её не говорить, что я прилетел к родителям. Но это же не сестра, – в сердцах выдохнул Марк. – Ехидна.

– Почему? – переспросила я. – Потому что она тебя не поддерживает в этой ситуации? Она имеет на это право.

– Какое право, Тамара? Машке абсолютно наплевать, кто прав, а кто виноват. Ей лишь бы понаблюдать за развитием событий.

– По-моему, ты злишься, и из-за этого её обвиняешь. – Я пожала плечами. – Она вполне может сочувствовать… твоей бывшей жене.

Марк смотрел на меня, затем усмехнулся.

– Допускаю, что может. Они похожи, к жизни относятся одинаково.

– Очень интересное замечание, – сказала я. – При том, что ты эту женщину, с её взглядами на жизнь, выбрал в жёны. И сколько, говоришь, вы были женаты?

Марк насупился. Сел на постель и повернулся ко мне спиной. Я понимала, что все мои слова и мой тон ему активно не нравятся.

– Десять лет, – проговорил он глухо и безрадостно.

– И все десять лет ты, конечно, мучился, – добавив нотку язвительности, проговорила я.

Марк молчал, довольно долго, а затем вдруг поднялся и пересел в кресло, ко мне лицом. Посмотрел на меня с вызовом и ответил:

– Нет, я не мучился. Я считал себя счастливым, достаточно счастливо женатым человеком. Мы с Маринкой знакомы с юности. Наши родители дружили, то есть, до сих пор дружат. Мой отчим и её отец работали на одном предприятии довольно долго, пока мы не переехали в Нагарию. Маринка младше меня на три года, если хочешь, то это была первая любовь. Мы встречались в юности, потом расстались, разъехались по университетам. Даже не общались довольно долго, лет пять. Я уже успел перебраться в Америку, когда приехал на юбилей к отцу, и мы снова с ней встретились на торжестве.

Если честно, то выслушивать исповедь Марка мне было неприятно. Я не знаю, чего я ждала от него, когда требовала искренности и подробностей. Как я сама считала, для того, чтобы понимать происходящее и сделать для себя какие-то выводы. Он начал рассказывать, не спуская с меня глаз, и мне от его настойчивого взгляда было совершенно некуда деться. Я сидела на постели, привалившись спиной к стене, сложив на руки на груди, и всеми силами пыталась удержать на лице нейтральное выражение. Я должна была оставаться спокойной и рассудительной, но мне было неприятно, безумно неприятно слушать о его жизни с другой женщиной. Которую он называл своей первой любовью, на которой захотел жениться, с которой прожил много лет и, как он сам говорит, чувствовал себя с ней счастливым. И то, что сейчас он на неё злится из-за чего-то, совершенно не означает, что он её ненавидит. Ведь так?