Настроение: со льдом!

– Мама. – Марк появился в дверях кухни, глянул мать с укором. – Прекрати нервничать. Кажется, мы с тобой это десятки раз уже обсудили.

– Кажется, обсудили, – решительно кивнула Вера Ильинична. – Но я имею право злиться.

Марк вздохнул, на меня посмотрел и спросил:

– Когда ужинать будем? Я есть хочу.

Я улыбнулась ему, немного виновато из-за того, что из-за нашего разговора с Верой Ильиничной, та заметно разволновалась.

– Скоро. Минут через двадцать.

Марк кивнул, собрался уходить, а потом, будто только вспомнил, сообщил мне:

– Тебе из дома звонили.

– Из дома? Кто, мама? – Меня вдруг кольнуло чувство вины. Прошло уже несколько дней, а я после неприятного прощания, так и не набралась смелости, да и вообще какого-либо желания, маме позвонить и просто спросить, как дела. Просить прощения я не стану, нет, не стану, просто потому, что сказала правду, но и затягивать ссору не стоит. А я не звонила, и не сообщала, где я и что со мной. Родителям же должно быть это интересно, правда?

– Нет, – отозвался Марк, поворачиваясь спиной и направляясь обратно в гостиную. – Виталик.

ГЛАВА 14

Не зря же говорят, что мужчины и женщины – существа с разных планет. По крайней мере, сознание и понимание происходящего у нас, точно, разное. Поэтому столько недопониманий, скандалов, ссор и обид. А чего, кажется, проще, подойти к мужчине и спросить того, как он смотрит на ту или иную ситуацию. И уже это видение перенести на объект своей страсти, любви или обиды. Всё станет намного яснее.

Вот, например, мне никогда не приходило в голову, что Виталик, спустя столько лет может относиться ко мне как-то по-другому, нежели, как к родственнице. Да, я допускала, что в нём ещё живо чувство вины, поэтому нам с ним некомфортно оставаться долго наедине, но о собственническом инстинкте, о котором мне рассказал Марк, я никогда не задумывалась. И вот, пожалуйста, Виталик, ни с того, ни с сего, звонит мне, зная, что я за рубежом, хотя до этого десять лет подобная мысль его не посещала. Получается, всё это только потому, что я уехала с Марком?

– Позвони ему.

Я взглянула на Марка с укором.

– Прекрати меня подначивать, – попросила я.

Тот дёрнул плечом, головой качнул, усмехнулся. В общем, слишком много пренебрежения, выказанного разом.

– Я не подначиваю. Вдруг что-то важное.

Я задумалась. Не о Виталике, нет. А о том, что дома может случиться важного. Выходило, что достаточно много всего.

– Я позвоню маме, – решила я. – В конце концов, нужно с ней помириться. Если мы, конечно, поссорились.

Марк согласно кивнул, но на его лице всё равно был заметен оттенок злорадства.

– Заодно выяснишь.

Проходя мимо, я погладила его по плечу и тихо попросила:

– Перестань.

Я направилась к лестнице на второй этаж, а Марк остался в гостиной. Кинул мне вслед быстрый взгляд. Я была уверена, что он отправился бы за мной следом, чтобы при разговоре поприсутствовать, но, видимо, в последний момент, решил, что это излишне. Или всё-таки проверит чуть позже, с кем я разговариваю, с мамой или с Виталиком?

Я усмехнулась. И сама же себя отругала. Вот чему, собственно, я радуюсь? Мы с Марком ещё не настолько хорошо знакомы, чтобы мне веселиться по поводу зачатков в нём ревности. Ещё неизвестно, к чему это может привести. Ведь Марк, как мне теперь хорошо известно, горячий, кавказский мужчина. Даже если и воспитанный в пуританском, европейском обществе. Кровь и гены не обманешь. Внутри бурлит вулкан.

– Мама, здравствуй, – поздоровалась я, когда услышала голос матери в трубке. И замерла, ожидая её ответа.

– Здравствуй, Тома, – отозвалась она. Я старательно прислушивалась к интонациям в её голосе. Особо напряжённых ноток не услышала, но облегченно вздыхать тоже не торопилась.

– Как у вас дела?

– Как обычно. Вроде как. Отец на работе, Ляля с детьми в саду. А ты… где?

– Мы с Марком у его родителей.

– Вы не уехали?

– Мы в Израиле, мама.

– Ах, вот как.

Мы обе замолчали, стало как-то по-особенному неловко. Я поняла, что мама не будет затрагивать неприятные для себя темы, и тогда спросила сама:

– Ты злишься на меня?

– Конечно, нет, – ответила она, причём очень ровным голосом. Сама сдержанность и понимание. – Ты же моя дочь, Тома. Я люблю тебя, несмотря ни на что.

Это то, что я должна была услышать от мамы. Очень правильные, но нисколько не душевные слова. Что я должна была на это ответить? Спасибо?

– Как Ляля себя чувствует? – спросила я, чтобы сменить тему. Не нашла в себе сил ни на «спасибо», ни на продолжение разговора в этом ключе. Было понятно, что маме оказалось куда легче списать все мои слова, обвинения, признания на нервы и истерику.

– Не слишком хорошо, – вздохнула мама. – У неё токсикоз. Наверное, будет мальчик. С Данечкой её тоже сильно тошнило, помнишь?

Я не помнила. Просто потому, что рядом меня не было. Я и тогда была где-то далеко, за границей, и делиться со мной подробностями никто не собирался. Достаточно было самого факта, что Ляля подарит Виталику ещё одного малыша, и как они все, включая родителей, счастливы этим фактом. Мне нужно было лишь порадоваться издалека. И сейчас я оказалась в точно такой ситуации.