Настоящая жизнь

В воздухе пахнет мускусом и горящей хвоей. Вьется сизая струйка пара. Подойдя к двери, Уоллас замечает их, сидящих в кухне на полу. Видит красный огонек электронной сигареты. Поскрипывает задняя дверь. Ингве и Миллер сидят напротив друг друга, вытянув ноги. Миллер опирается спиной о низкий шкафчик. Ингве привалился к стене. К вейпу они прикладываются по очереди: один затягивается, а другой в это время смотрит сквозь приоткрытую дверь в темный двор, где медленно пропитываются ночной влагой все еще разбросанные по траве одеяла. Они так похожи сейчас, совсем как братья, только у Ингве черты лица более резкие, угловатые, и фигура словно состроена из прямоугольников, вырезанных из куска толстой кожи. Миллер куда мягче – эти его дурацкие кудряшки, по-детски припухлые щеки и подбородок. Они обсуждают яхты, но что именно говорят, Уоллас не понимает – то ли от того, что не разбирается в вопросе, то ли потому, что шепчутся они очень тихо. А может, по обеим причинам. Но ему отчаянно хочется понять, и он замирает в дверях, вцепившись в косяк так, что начинают ныть ногти. Ему очень нужно узнать, о чем они говорят, потому что он боится – по затылку бежит холодок и в носу жжет от прилива крови – боится, что они обсуждают его. Все его чувства обострились. Он улавливает оставшийся от ужина запашок горелого жира. Слышит, как капает в раковине вода. Как шипит, разгораясь, смола в вейпе. Ощущает жар на кончике языка. Словно в замедленной съемке видит, как шевелятся их рты, как обращаются друг к другу их блестящие взгляды. Уоллас делает последний роковой шаг, пол под ним скрипит, и прежде, чем они успевают обернуться к нему, замечает, как вздуваются мышцы у Ингве на шее – верный признак того, что он сейчас повернет голову, и как меняется лицо Миллера, как вздрагивает впадина у него под горлом. В это мгновение Уоллас видит все, весь мир со всеми его тенями и углублениями, и этих двоих тоже. Он чувствует их, слышит, знает еще до того, как они успеют пошевелиться, что они сделают, как себя поведут, что будет дальше. И успевает подготовиться к этому.

– Уоллас, – радуется Ингве. – Иди сюда, курни с нами.

– Он не курит, – немного натянуто сообщает Миллер. Не то чтобы формально, сухо, но как-то напряженно. Уоллас проходит через кухню и достает из буфета стакан.

– Я посижу с вами, – говорит он. Наливает в стакан воды почти до краев и тут же вспоминает о прошлой ночи, о том, как налил в стакан воды и заставил Миллера его выпить. Его моментально бросает в краску. От этих неуместных воспоминаний. От того, как все внезапно повторяется, но, взглянув на Миллера, он понимает, что ему происходящее ни о чем не напоминает. И это становится для него одновременно и облегчением, и разочарованием. Уоллас садится на пол рядом с Ингве. Тот натягивает на себя край его пледа, прижимается к нему плечом и локтем. Ингве сидит возле приоткрытой двери и совсем замерз. Миллер посасывает кончик вейпа. Глаза его теперь закрыты.

– Хватит, хватит, – резко бросает Ингве и жестом просит передать ему вейп. От него пахнет паром и пивом. И еще чем-то, может, каким-то более крепким алкоголем. И терпким запахом пота. На Миллере желтый свитер швами наружу. Уоллас рассматривает его пальцы – толстые крепкие костяшки, приплюснутые кончики. Ингве скрещивает ноги. На коленке его белеет тонкий серповидный шрам с поперечными следами от швов. Уоллас дотрагивается до него большим пальцем. И чувствует рукой напряженный взгляд Миллера так остро, словно от его глаз до ладони Уолласа протянута нить. Ингве невольно вздрагивает. Миллер отдает ему вейп. Нога Ингве покрыта толстыми светлыми волосками. Уоллас проводит по шраму пальцем, и Ингве снова вздрагивает.

– Откуда это? – спрашивает Уоллас.

– Да он у меня уже давно, – отвечает Ингве. – Заработал прямо перед самой аспирантурой. Много лет в футбол играл, вот сустав и воспалился, – из уголка его рта вырывается серебристая струйка пара. Ингве прислоняется затылком к стене. – Мне его вскрыли и все вычистили.

Уоллас продолжает поглаживать шрам, затем поднимает голову и замечает, что Миллер глаз с него не сводит. Он убирает руку. Ингве передает вейп Миллеру.

– Больно это?

– Нет, – отвечает Ингве. – Не больно. Вот до того больно было адски. А сейчас совсем не болит, – словно в доказательство своих слов, он сжимает колено рукой. Уоллас отпивает из стакана.

– Ну и ночка сегодня, – говорит Миллер.

– Ну и ночка, – отзывается Ингве. Уолласа пробирает дрожь.

– Вы об этом тут говорили? Пока я не появился?

– Нет, – быстро отвечает Ингве и тут же начинает смеяться. – Хотя, наверное, в каком-то смысле и об этом тоже.

– Я понятия не имел, что у Коула и Винсента все так сложно, – говорит Миллер.

– И я тоже. Хотя, наверное, можно было бы и догадаться.

– Конечно, они и раньше ссорились, но чтоб вот так, – хмурится Миллер. – Наверное, мы никогда до конца не понимаем, что там творится у других. Что они чувствуют.