Настанет день

Однако когда они добрались до ратуши, он был уже холоден и решителен. Он прошагал в свой кабинет и тут же соединился со штаб-квартирой полиции.

Кёртис снял трубку сам, голос у него был измученный.

— Комиссар, это мэр Питерс.

— Видимо, вы будете требовать моей отставки.

— Я буду требовать оценки ущерба. Начнем с этого.

Кёртис вздохнул:

— Сто двадцать девять арестов. Пять мятежников получили огнестрельные ранения — не опасные, пятьсот шестьдесят два человека с различными травмами поступили в Хеймаркетскую больницу неотложной помощи, треть этих травм — порезы осколками стекла. Шестьдесят семь разбойных нападений. Девяносто четыре уличных ограбления. Шесть изнасилований.

— Шесть?

— Да, зафиксированных — шесть.

— А реально сколько?

Еще один вздох.

— По неподтвержденным данным, несколько десятков. Вероятно, около тридцати.

— Тридцать. — Питерсу снова захотелось расплакаться, но позыв был не таким неодолимым. — Ущерб, нанесенный имуществу?

— Оценивается в сотни тысяч долларов.

— Я так и предполагал.

— В основном небольшие заведения. Банки и крупные магазины…

— …наняли частную охрану. Я знаю.

— Пожарные не будут бастовать.

— Что?

— Пожарные, — повторил Кёртис. — Я о стачке солидарности. Мой человек в их управлении сообщил, что они решили не поддерживать забастовщиков, поскольку вчера было очень много ложных вызовов.

— И каким образом, комиссар, нам теперь может помочь эта информация?

— Я не подам в отставку, — бросил Кёртис.

Сколько же наглости в этом человеке. Город был осажден его же собственными жителями, а этот человек думает только о своей карьере и самолюбии.

— Вам и не придется. Я сам отрешаю вас от должности.

— Не имеете права.

— О, еще как имею. Раз уж вы так печетесь о букве закона, будьте любезны справиться в своде городских уложений от тысяча восемьсот восемьдесят пятого года. Глава триста двадцать третья, раздел шестой. А как только это сделаете, освободите кабинет. Ваш преемник появится в управлении к девяти утра.

Питерс повесил трубку. Удовлетворения он не испытывал. Он вызвал Марту Пулли, секретаршу, и она вошла в кабинет со списком имен и телефонов, который он просил подготовить. Начал он с полковника Салливана из Гвардии штата. Когда тот снял трубку, Питерс обошелся без формальностей:

— Полковник Салливан, это мэр. Я отдаю вам прямой приказ, который не может быть отменен никем другим. Вам ясно?

— Так точно, господин мэр.

— Стянуть весь состав Гвардии штата в район Бостона. Я отдаю под ваше командование десятый полк, первый кавалерийский эскадрон, первый мотострелковый корпус и санитарный корпус. Есть какие-то причины, по которым вы не можете выполнять это?

— Совершенно никаких, сэр.

— Приступайте.

— Есть, господин мэр.

Питер разъединился и тут же набрал домашний номер генерала Чарльза Коула, бывшего командующего пятьдесят второй пехотной дивизией, а ныне одного из ведущих членов комиссии Сторроу.

— Генерал Коул?

— Да, господин мэр.

— Вы готовы послужить вашему городу и временно взять на себя обязанности комиссара полиции?

— Большая честь, сэр.

— Высылаю за вами машину. Когда вы будете готовы, генерал?

— Я уже готов, господин мэр.

В десять утра губернатор Кулидж созвал пресс-конференцию. Он объявил, что в дополнение к частям, вызванным мэром, попросил бригадного генерала Нельсона Брайанта принять командование над силами штата, которые будут действовать в кризисной ситуации. Генерал Брайант примет под свое командование 11-й, 12-й и 15-й полки Гвардии штата, а также пулеметную роту. В Торговую палату стекаются добровольцы, они получают значки, форму и оружие. Большинство, как он подчеркнул, являются бывшими офицерами Массачусетской пехотной дивизии и доблестно сражались во время войны. Кроме того, он отметил, что сто пятьдесят старшекурсников Гарварда, в том числе футбольная команда в полном составе, также принесли присягу и вошли в состав добровольной полицейской дружины.

— Город в надежных руках, джентльмены, — заключил он.

Его спросили, почему Гвардию не ввели в город еще накануне вечером, на что губернатор ответил:

— Вчера меня убедили доверить решение вопросов общественной безопасности городским властям. Но затем я усомнился в мудрости такого шага.

Когда же один из репортеров поинтересовался, каким образом губернатор получил синяк под левым глазом, Калвин Кулидж объявил, что пресс-конференция окончена, и покинул зал.

Дэнни стоял вместе с Норой на крыше дома и смотрел вниз, на Норт-Энд. Во время самых ожесточенных беспорядков несколько человек перегородили Салем-стрит шинами от грузовиков, облили их бензином и подожгли. Дэнни и сейчас одну видел, она вплавилась в мостовую и еще дымилась, вонь от нее ела ноздри. Толпа росла весь вечер, беспокойная, раздраженная. Дэнни наблюдал из окна. Бессильно наблюдал.

Когда около двух ночи все схлынуло, улицы внизу лежали растерзанные, как после недавнего паточного потопа. Стоны, причитания, рыдания избитых, ограбленных, изнасилованных неслись с улиц, из окон домов. Горе случайных жертв насилия отягощалось пониманием того, что на этом свете им не дождаться справедливости.

И всё — по его вине.