Настанет день

— Где-то кварталов шесть, — ответил Лютер.

— Ясно. Причем длинных кварталов. — Дэнни сморщился и при этом рассмеялся, потом сплюнул кровь на тротуар. — По-моему, у меня ребра сломаны.

— Которые?

— Да все, — сказал Дэнни. — Что-то мне совсем паршиво, Лютер.

— Знаю. — Лютер повернулся, согнулся, пролез Дэнни за спину. — Я тебя могу поднять.

— Попробуй.

— На счет «три»?

— Идет.

— Раз, два, три.

Лютер уперся плечом в спину этому верзиле, Дэнни заорал, но оказался на ногах. Шатался, но стоял. Лютер встал рядом с ним и положил левую руку Дэнни себе на плечи.

— Массачусетская наверняка сегодня будет битком, — заметил Дэнни. — Вот черт. Да и все больницы. Мои ребята уж постараются их наполнить.

— Кем наполнить-то?

— По большей части русскими. И евреями.

— Тут поблизости есть клиника для цветных, — сказал Лютер. — Не возражаешь, если тобой займется черный доктор?

— Да хоть одноглазая китаянка.

— Так я и думал, что ты согласишься, — проговорил Лютер; они двинулись дальше. — Будешь сидеть в кровати и просить, чтобы тебя не звали «сэр». Твердить, что ты, мол, самый простецкий парень.

— Вот ведь скотина. — Дэнни фыркнул, и на губах у него опять выступила кровь. — А ты здесь что делал?

— Пусть это тебя не волнует.

Дэнни покачнулся и едва не свалил их обоих.

— А меня волнует. — Он поднял ладонь, и они остановились. Дэнни поглубже вздохнул. — Как у нее, все в порядке?

— Нет. Не в порядке. Что она вам сделала такое? Она уже по всем долгам расплатилась.

— О-о! — Дэнни глянул на него, чуть откинув голову. — Она тебе нравится?

Лютер поймал его взгляд:

— В этом самом смысле?

— В этом самом.

— Черт, да нет же. Еще чего не хватало.

— Уверен?

— Хочешь, чтоб я тебя уронил? Да, уверен. У тебя свои вкусы, у меня свои.

— И что, Нора не в твоем вкусе?

— Как и все белые женщины. Веснушки. Крошечные задки. Тоненькие косточки, чудные прически. — Лютер скорчил гримасу и помотал головой. — Не для меня. Нет уж, сэр.

— Значит…

— Значит, — ответил Лютер, вдруг разозлившись. — Она мне друг. И я за ней приглядываю.

— Почему?

Лютер долго глядел на Дэнни.

— Потому как больше некому.

Дэнни улыбнулся разбитыми, почерневшими губами:

— Ну, тогда ладно.

— Кто это тебя? — спросил Лютер. — Видать, целая шайка трудилась, вон ты какая орясина.

— Большевики. Там, в Роксбери, кварталах в двадцати отсюда. Похоже, я сам виноват.

Он неглубоко вздохнул — раз, другой, третий. Склонил голову набок, и его опять вырвало. Лютер отступил назад, почти за спину Дэнни, чтоб не попало на башмаки, и еле устоял на ногах. Но хорошо было то, что рвота оказалась совсем не такая красная, как Лютер опасался. Дэнни вытер рот рукавом.

— Ладно, ничего.

В обнимку они проковыляли еще один квартал, и ему снова понадобилось отдохнуть. Лютер прислонил его к фонарю. Дэнни прижался к столбу спиной, глаза закрыты, лицо мокрое от пота. Наконец он открыл один глаз и посмотрел наверх, в небо, точно что-то там искал.

— Паршивый это был год, Лютер, вот что я тебе скажу.

Лютер припомнил собственный год и стал хохотать. Он прямо пополам согнулся от смеха. Это был не год, черт подери. Целая жизнь.

— Над чем ты? — спросил Дэнни.

— Над собой и над тобой.

— Что делать, когда все, на чем ты строил жизнь, оказывается паршивым враньем? — спросил Дэнни.

— По мне, так построить новую жизнь.

Дэнни поднял бровь.

— Ага, раз ты весь в кровище, стало быть, сочувствия хочешь? — Лютер отступил от Дэнни. — Не дождешься. Ежели тебя чего мучает — выкинь из головы. Богу на это плевать. И всем плевать. А ежели тебе чего надо сделать… Так сделай.

Черные губы Дэнни расплылись в улыбке.

— Все так легко, а?

— Ничего не легко. — Лютер покачал головой. — Но ясно как божий день.

— Хотел бы я, чтобы так было…

— Ты двадцать кварталов прошел, кровью блевал, но прошел, чтоб попасть в один дом, к одному-единственному человеку. И тебе еще какая-то правда нужна в жизни, белый парень? — Лютер хохотнул. — Другой правды на этом свете нету.

Дэнни ничего не сказал. Он смотрел на Лютера уцелевшим глазом, а Лютер смотрел на него. Потом он оттолкнулся от столба и поднял руку. Лютер подлез под нее, и так они прошли до самой клиники.

Глава двадцать восьмая

Дэнни пробыл в клинике всю ночь. Он плохо помнил, как Лютер уходил. Но хорошо запомнил, как тот положил на столик возле его койки пачку каких-то бумаг:

— Пытался отдать твоему дядюшке. Только он так и не пришел на свидание.

— Он сегодня немного занят.

— В общем, ты уж постарайся, чтоб он это получил, ладно? А может, тебе удастся устроить так, чтоб он от меня отвязался, помнишь, ты обещал.

— Конечно.

Дэнни протянул руку, Лютер ее пожал, и Дэнни уплыл в черно-белый мир, где всех покрывали обломки и осколки, как после взрыва бомбы.