Наследный принц

И все же, укладываясь вечером спать, девушка решила, что будет скучать по этому замку над озером. Вспомнив, с каким наслаждением кронпринц налегал на весла, она решила, что вряд ли он обидится, если попросить его когда-нибудь снова приехать сюда. Это же и так официальная королевская резиденция. Наверное, так не будет считаться, что она отвлекает мужа от работы?

Утром княжна снова завтракала в будущей семьей. А после завтрака Ее Величество Ариана и младшие принцессы выехали обратно в Люнборг. Завтра в путь тронется и поредевший обоз, сопровождающий княжну. По рассказам воеводича Мирослава, купцы уже пакуют товар. А та часть купцов, что расторговалась на местной ярмарке, завтра собираются выехать обратно домой. Воеводина тут же воспользовалась случаем, чтобы написать короткое письмо и отправила сына передать послание через знакомого.

Либуше задумалась, не написать ли письмо родителям. Но не решилась. Купцы — купцами, но самых надежных из них князь Любомир снарядил ехать за дочкой до самой столицы. Так что если и писать, то оттуда, а передавать лучше через посла — дядьку Велимира. Уж он-то точно знает, кому можно доверить такую почту.

Ночью княжне спалось неспокойно. Даже прошлось просить няньку, чтобы посидела рядышком, отгоняя дурные сны.

— Совсем ты извелась с этой свадьбой, дитятко, — горестно вздыхала нянька, ласково проводя рукой по пшеничным косам воспитанницы, — даже с лица спала.

— Ничего, нянюшка, ничего… — Утешала то ли ее, то ли себя княжна, больше не рискуя изливать душу. Хоть и обещал жених, что больше не будет подслушивать под стенами спальни, но мало ли.

Но няньке такие тонкости были неведомы. В отличие от Добыславы или Мераны, ее не посылали блюсти княжескую честь. Она была здесь для того, чтобы ее Либушеньке было спокойней. И добрая женщина утешала девушку, как умела.

— Я тут в городе порасспрашивала местный люд, — тихо, словно рассказывая сказку, приговаривала она. — Оно, конечно, не то, что при границе, где, считай, каждый по-нашему понимает. А все ж и тут много таких. Хвалят твоего жениха, голубонько, хвалят. А что ликом темен, так это, говорят, от прабабки его. У них и дед его таким был, и сестрынец королевский — такой же. А была она ненашенская какая-то, будто на солнце печеная, как сарацинка. Но ты ж сама знаешь, у вас князей, не за красоту пару берут.

— Само собой, не за красоту. Хватит, нянюшка, не наше это дело, крулевича обсуждать.

— Да разве ж я что плохого говорю? — Не сдавалась нянька. — Я говорю, к жениху-то присмотрись получше, красавица. Тутошние его хвалят. Может, сладится все у вас. Ты только за девицами своими свитными присматривай. А то только и слыхать, что «Ах, крулевич!» да «Ох, крулевич!».

— Уймись, нянюшка, — от досады Либуше села в постели и даже руками всплеснула. Весь сон, как рукой сняло. — Не станут подружки мне дорогу перебегать. Не для того их тата сюда посылал.

— Ой, девонька, я ж разве что говорю, — продолжала тихонько ворчать няня, снова укладывая любимицу. — Только, говорю, смотри. Если уж эти сороки от крулевича того без ума, может, не грех и тебе присмотреться.

— Недолго без ума остаться, если его отродясь не было, — проворчала Либуше, не желая сдаваться. Но уже понимая, что ворчит больше из вредности.

После памятной прогулки по озеру она не раз задумывалась, как бы повернулось у них с принцем Генрихом, не виси на каждом из них тяжкое ярмо долга? Но принц, гляди ж ты, готов пойти против своих. И не ради любви, не ради нее, Либуше, а просто так, чтобы не пугать еще больше напуганную девочку. Может, и правда, неплохой он человек? Ладно, придет брачная ночь, там видно будет.

Сейчас, слушая нянькино бормотание, княжна сильно корила себя за те невольные слезы. Подумать тоже, почти королева! А туда же, няньке в платочек плакаться. Встревожила няню, обидела принца, себя извела… А толку? Сколько бы не обещал жених беречь ее до поры, когда под дверью будут караулить королевский маг и княжеский волхв, сильно убережешь? Ведь не случись ничего, ему, принцу, урону от того никакого не будет. А ее ославят на все края. Если не гуленой, так безмозглой дурой (это если муж возьмет вину на себя и во всем признается).

И вот ведь досада, мысль эта пришла в голову Либуше только теперь, когда принц уже уехал, и поговорить с ним до свадьбы — никак. И что же теперь делать? И спросить, опять же, некого. Нянька все бормотала и бормотала, что-то про красоту Предславы да про бабью мудрость, но Либуше уже спала. Сон ее был тяжелым, неспокойным. Каким он бывает, когда человек и во сне не умеет освободиться от дум.

Наконец-то нянька заметила, что ее не слушают. Вздохнув, сотворила над девушкой обережный знак, как привыкла делать с самого ее рождения, и, кряхтя, побрела на свой тюфяк. Но и там долго еще не спала, поминая всех богов и моля их подарить ее девочке добрую долю.