Наследница достойных

Оказавшись в спальне, я в полной мере прочувствовала насколько соскучилась по удобной кровати. После монастырской коечки и, особенно, после ночевок в палатке, где приходилось спать не раздеваясь, просторное гостиничное ложе казалось верхом удобства. Я надела воздушную сорочку и закуталась в мягкое одеяло, почувствовав себя не вершине блаженства. Мне снился родной замок, моя комната, стоявшая там застеленная накрахмаленной простынкой кровать с десятком подушек разных форм и размеров. Даже во время глубокого сна я осознавала, что это лишь грезы и утешала себя тем, что скоро все это случится наяву: встреча с любимой семьей, разговоры о том, как они жили без меня, и рассказы о выпавших на мою долю испытаниях.

Дорога к провалу в другой мир представлялась мне чем-то вроде приятной прогулки. Хотя случись мне задуматься, реальность открылась бы со всей очевидностью: расстояние, покрытое автомобилем за сутки, превратится в трех, а то и четырех дневную гонку. Это еще при условии, что мне приведут доброго коня. Но что эти трудности в сравнении с моим недавним положением? Положением сироты, обязанной помогать всем и не слышавшей ни слова благодарности.

После беседы с его высочеством уверенность в правильности решения упрочилась. Жить в мире, где ради сомнительной выгоды совершаются убийства, где волю человека стремятся подавить любым способом, я не хотела. Оставалось только жалеть тех несчастных, кто волею Хранителей оказался здесь, будучи вполне хорошими людьми. Взять хотя бы паломников. Или монахов. Правда, эти, скорее всего, поплатились за излишнюю самонадеянность: слишком верили в собственную исключительность.

Я бы спросила Хранителей, будь такая возможность, что за принцип они использовали при разделе мира, уж не пасьянс ли раскладывали на людские судьбы? Возможности не было, да и вопросы эти стали бы дерзостью, непростительной для наследницы достойных.

Проведя утро за рассуждениями, я успела приготовиться в дорогу. А чтобы избавиться от бесконечных дум, помолилась Хранителям о даровании мне постижения их воли. Подозреваю, что Лота пришла бы в умиление от моего духовного роста!

Позавтракала в одиночестве и покинула номер, в надежде, что вскоре мне приведут обещанную лошадь. С Габриотом прощаться не собиралась из-за его обещания обеспечить мне сопровождение. Не то чтобы я не нуждалась… События двух последних месяцев сделали меня подозрительной: что как его величество задумал силой доставить меня в столицу и дал такой приказ охране принца? Неприятно было так думать, но от наивности и доверчивости леди Далеор, к сожалению или к счастью, почти ничего не осталось.

Утро выдалось пасмурным. Я в нетерпении расхаживала по площади и поглядывала то на затянутое дымкой небо, то на погруженные в молоко тумана вершины. Человек с лошадью не приходил, зато объявился принц. Он подошел ко мне, тяжело дыша, из чего я заключила, что получив сообщение о моем уходе из гостиницы, бежал, чтобы не упустить.

— Аделия! Как же так? — с укором вопрошал его высочество. — Мы же договорились!

Я энергично замотала головой:

— Ваши люди не нужны мне, Габерт. — Увидев, как следом за принцем бежит его камердинер, сердито добавила: — Я им не доверяю. Уж простите великодушно.

Тут же пожалела о резкости своего заявления. Принц растерялся, и вид у него стал довольно беспомощный. Чуть собравшись, он посерьезнел и со вздохом развел руками:

— Поделом нам. И все же умоляю, не уезжайте одна. Что-нибудь придумаем.

— Да пока не на чем, — пожала я плечами.

Подоспевший камердинер сообщил о прибытии отряда, возглавляемого графом Боннтом, и поинтересовался, где его высочество соизволит с тем переговорить. Габерт покосился на меня, опасаясь оставить строптивую леди без присмотра, и приказал:

— Пусть подойдет сюда. — Потом обратился ко мне, понизив голос: — Надеюсь, вы не возражаете?

Я не возражала. Обиды на графа давно истаяли, а в свете новых событий, вообще, казались смешными. Больше того, мне было интересно, как граф Боннт отреагирует на наследницу достойных, если увидит ее в обществе наследника королевского трона. Дабы не проявлять излишнего любопытства, я воззрилась на фонтан.

— Ваше высочество… — голос заставил меня вздрогнуть и резко обернуться.

— Граф… — обратился к Рэймону принц и не без ехидства указал на меня, — вы ведь знакомы?

— Ты? — таким удивленным я виконта еще не видела.

Через минуту мои сомнения разрешились. Молодые люди обменялись соболезнованиями. Боннт высказался по поводу безвременной кончины жены Габерта, а тот посочувствовал Рэймону в связи со скоропостижной смертью отца. Трудно сказать, что стало причиной перемены в поведении юного графа: потеря, пусть и ненавидимого, но близкого человека, или критическое положение его поместья, куда наведывались сигнальные разъезды вохров, но держался он спокойно, ровно, без вечных своих подначек и усмешек. Хотя, возможно, дело было в том, что говорил он с Габертом, а не со мной.