Нашествие с севера

— О Чаше я уже почти всё сказал, — сообщил Ион, присев на булыжник. — Это был главный жертвенник кадаров в те времена, когда здесь еще не было ледяного безлюдья. Когда-то давно, возможно, не одно тысячелетие назад, здесь располагалась империя Цаор, которая долгое время держала в страхе всех, до кого могла дотянуться. Владыки были беспощадны и к своим, и к чужим, а целью их жизни было кормление Чаши. И стоило уменьшить число жертв, как небо над Цаором покрывалось льдом. Этот огонь поглотил несметное число пленников, а порой даже обедневшие семьи продавали жрецам Чаши своих детей. Это не считалось жестокостью, потому что каждый здесь верил, что тело жертвы поедает Када, но он за это расплачивается с душой тем, что принимает ее в лучший мир, где нет предела покою… Цаор стал бедствием для всего мира, и мир объединился против Цаора. Империя рухнула под ударами варваров, Чаша осталась без пищи, и тех, кто остался в живых, погнал на юг невыносимый холод, уничтожающий всё живое. В летописи говорится, что кадары одичали, оставшись без Чаши, хотя на самом деле именно Чаша делала из них дикарей. И еще — может быть, переписчик ошибся, но в свитке сказано, что пламя должно быть кроваво-красного цвета…

— Оно изменило цвет, потому что его давно не кормили человечиной. — Герант сдвинул брови и стиснул посох в побелевших пальцах.

Все умолкли, вглядываясь в холодное ровное свечение пламени, и стало слышно негромкое гудение пламени.

— Ну, не век же здесь торчать! — вдруг заявил юный лорд и начал спускаться вниз по щербатой стене, и Ос последовал за ним.

— Может, не стоит дозволять мальчишкам своевольничать, — обратился Ион к Геранту, и тот после недолгого раздумья ответил:

— Никто из нас пока не знает, что делать дальше. Не стоит друг другу мешать.

Мальчишки тем временем набрали на полу камней, поднялись по лестнице к самому краю Чаши и начали швырять их в огонь. С уступа было видно, как булыжники, долетая до центра чаши, вдруг взмывают вверх и исчезают где-то под потолком. Когда камни кончились, Юм швырнул в Чашу монету, и пламя, как-то скособочившись, несколько раз дернулось короткими всплесками. Только после того, как серебряная молния ударила в потолок и исчезла, оно вновь стало ровным.

— Мы должны погасить его, — предложила Сольвей и достала из своей сумки кошель с серебром. — Оно не выносит серебра.

Не говоря ни слова, все полезли в карманы, в поясные и заплечные сумки, Фертин начал срывать с себя многочисленные бляхи, а Олф и сотник Дан стянули друг с друга серебряные налокотники. А когда Герант решил, что серебра достаточно, все спустились вниз, к основанию чаши. Два Служителя, сгрузив всё серебро на подол рясы Нау, поднялись к самому краю Чаши и начали сначала понемногу, а потом всё чаще и чаще швырять серебро в пламя. Огонь начал трещать, корчиться, завывать, гаснуть внизу и длинными языками взмывать под потолок, а куски серебра, покружившись со свистом в вихрях пламени, взлетали вверх и растворялись в каменном своде. Пламя почти погасло, когда Нау швырнул в него последнюю монету, лишь одинокий язычок, оторвавшийся от Чаши, одиноко трепыхался где-то вверху. Но вот он начал потихоньку разрастаться и подтягиваться вниз. Еще мгновение, и холодный огонь вспыхнул бы вновь, но Олф, стоявший вместе с остальными возле самой нижней ступеньки, сорвал с плеча лук и пустил стрелу с серебряным наконечником. Раздался слабый хлопок, и Чаша окончательно опустела. А стрела, поразив последний сполох огня, вдруг как будто споткнулась обо что-то, дернулась назад и, развернувшись наконечником к потолку, устремилась вверх…

— Ну, теперь можно и нам туда… — Герант сказал это так, чтобы услышать мог только Нау, но его слова, отраженные сводом, дошли и до остальных.

— А мы? — тут же спросил Ос с некоторой обидой.

— Там всё равно не хуже, чем здесь, — заметил Юм и слегка поежился.

Герант подумал, что если первым ступит на Чашу, он всё равно не сможет воспрепятствовать остальным сделать то же самое, и, махнув рукой, сделал шаг…

Резчик опять провалил дело, но теперь это уже не имело никакого значения. Великолепному просто нужна была передышка, чтобы смириться с прошлым и подумать о будущем, а Избранных нельзя было оставлять без дела, чтоб не расслаблялись. На то, что мор начнет косить земных тварей, Великолепный и не надеялся — два раза одна и та же шутка обычно не срабатывала. Но Резчику было невдомек, что главное он сделал, когда, еще перед началом представления затерявшись в толпе, незаметно засунул книгу в заплечную сумку какого-то подмастерья цеха переписчиков. Может быть, не скоро (спешить-то некуда) кто-то ее прочтет, кто-то перепишет, а потом она пленит чьи-то юные сердца, жаждущие новизны и свободы, и найдутся те, кто ступит на путь истины, прочитав «Путь истины» (славный каламбурчик).