Нашедшие Путь

Катя сделала несколько упражнений, но, опасаясь, что на неё может кто-нибудь упасть или наступить, вышла в кухню и, используя лестницу, занялась растяжкой. Когда весь запас упражнений с лестницей был исчерпан, Катя прислушалась, а затем по-кошачьи тихо вышла из кухни в сени и повернула налево. В сенях было холодно и темно. Катя по памяти легко нащупала слева комод, а справа — вход на чердак, затем прошла вперёд — к двери, ведущей в северо-западную комнату. Катя постучала в дверь и, отворив её, вошла в комнату, переступив через высокий порог.

— Можно? — спросила она, двигаясь мимо занавески.

— Заходи, Катя, заходи, — послышалось из глубины комнаты.

Эта комната казалась уже находящейся за стеной, но была похожа на неё по планировке; здесь тоже была маленькая печка, отгороженный ею и перегородками, угол, но южная стена — к двери значительно ближе.

Выглянув из-за штор, Катя поздоровалась и, увидев, что Зоя Ивановна читает книгу, остановилась.

Эта комната казалась ей самым уютным местом в доме; иконы, расположенные вопреки правилу в северо-западном углу, всякий раз притягивали взгляд, как и, стоящий под ними, маленький столик со старинными книгами и подсвечником. Кате особенно нравилось, когда перед иконами горела лампада, но такое случалось не часто.

Мягко ступая, Катя медленно прошла мимо высокого узкого шкафа, в котором всегда можно было найти что-нибудь вкусное, остановилась под люстрой, повернулась к, расположенному между двумя окнами, комоду и посмотрелась в, висящее над ним, большое зеркало, поправила куртку и пояс, заметила периферическим зрением, висящие на перегородке, фотографии и подошла к ним.

— Сбежала с тренировки? — поинтересовалась Зоя Ивановна, оторвавшись от книги.

— А я тренируюсь, — заявила Катя, вернулась под люстру и, изящно взмахнув руками, сделала шпагат, — вот.

— Пол-от — холодный; простудишься, — забеспокоилась Зоя Ивановна.

Катя лишь улыбнулась в ответ и отрицательно покачала головой, ощутив в очередной раз странное для неё обаяние этой худощавой пожилой женщины.

— А давайте запишем вас на диктофон или на магнитофон, — предложила вдруг Катя.

— Чтоб потешаться над старухой?

— Нет… У вас речь какая-то особенная.

— У вас ведь, у молодых, — тоже «особенная», только — по-другому, иногда такая «особенная», что уши заткнуть хочется.

Не желая ни возражать, ни соглашаться, Катя нахмурилась, упёрлась кулаками в пол и несколько раз повернулась то в одну сторону, то в другую, делая всякий раз по наклону к ноге; затем наклонилась вперёд — по направлению к дивану и, заметив двух кошек, позвала:

— Малка, Пустя, вылезайте!

— Под диваном сидят? — спросила Зоя Ивановна.

— Да; видимо, находят для себя оптимальную температуру. У этих двух шерсть короткая; им под диваном ни жарко, ни холодно; а у Пухти — шерсть длинная, — вот она во дворе-то и ходит, на крыльце на Тимошкиной макиваре «тренируется» — когтями её дерёт.

— Какой он тебе «Тимошка»? — усмехнулась Зоя Ивановна. — Это для меня он «Тимошка», а для тебя — Тимофей Сергеевич.

— Ага, щас!.. Может, мне и Волчкова называть Алексеем Георгиевичем?!

— Да не мешало бы, хотя… ладно, твоё дело, как хочешь называй… Что там пёс у нас опять в сенках спит? Не видела?

— Не видела… Там темно… Вы мне обещали про «фотки» рассказать, — Катя указала в сторону перегородки, — и про книги.

— А ты заходи почаще; будешь вместе с Тимофеем мои рассказы слушать; Алексея — тоже зови.

— Ладно, постараюсь; правда, времени свободного очень мало… Надо стараться учиться как можно лучше — «с запасом» так сказать — не давая ни единого повода, чтоб меня из «шараги» выгнать… Лёха — тоже всё над какими-то дурацкими бумагами сидит и на работе и дома: то по учёбе, то по гражданской обороне.

— Не удержаться ему там, — предположила Зоя Ивановна.

— Это почему же?

— Что думает — то и говорит… Начальство вообще таких не любит; а уж про ваше училище — такое болтают!.. Весь город смеётся, — говорят, что директор подхалимов вокруг себя собирает…

— Правильно говорят… А Лёха как «ляпнет» иногда что-нибудь вроде того, что у власти — подлецы, а угождают им — холуи, — мне и самой страшно за него становится.

— Вот я и говорю, что выживут Алексея… Хорошо хоть, на его-то работе — не покалечат как Тимофея… Я, когда Тимке рассказываю о его прошлом, не говорю, что он тоже раньше ругал власть и начальство; может, сам-от и не вспомнит.

***

Тимофей и Алексей, проработав всё, что было намечено, строили новые планы.

— А про Катю что думаешь? — поинтересовался Алексей.

— Только то, что она, похоже, опять сбежала к бабушке.

— Что её туда тянет? — задумчиво произнёс Алексей. — Надо будет спросить у неё потом… А стиль её «кошачий» лично мне нравится, хотя чего-то, вроде, и не хватает.

— Надо в другой раз тебе с ней поработать; а я — со стороны посмотрю.

***

Уходя от Зои Ивановны, Катя вспомнила про Фрэда и тихо спросила:

— Зверюка, ты здесь?

Сориентировавшись по едва слышному урчанию, Катя нащупала в темноте пса, но, услышав скрип двери, ведущей в кухню, обернулась. На пороге стоял Алексей.