— Я не кролик. Прошу тебя, отнесись серьезней. Все не так просто. Черепанов этот улыбается, но я чувствую, что он мне тоже не очень-то верит. И вот я исчезну — что он подумает? Что я все врал? А если врал — значит, причастен к смерти того “важняка”?
— Алеха! — с чувством воскликнул Кузовков. —
— Жду, когда кружка освободится, — глухо ответил тот, забегав глазами.
— А почему ты решил, что у нас она освободится? Иди на мойку, там тебе дадут кружку! Или вон у Коляна спроси. А сюда больше не приходи: что-то мне твоя шайба не очень нравится. Могу случайно попортить.
Человек в собачьей шапке злобно улыбнулся и отошел к мойке.
— Зачем ты с ним так? — удивился Звонарев.
— Лучше так, чем потом тебя кое-кто фак, — загадочно объяснил Кузовков. — Так вот: найди заранее простую причину своему отъезду — и все.
— Да куда мне ехать-то? И на что мне жить там, куда я поеду?
— Куда? Да хоть в Ялту! Ты же записался!
Речь шла о двухнедельной путевке в ялтинский Дом творчества: Литфонд иногда бесплатно выделял их студентам-литераторам на зимние каникулы. Звонарев получил путевку еще до злополучной аттестации, и никто ее у него не отбирал.
— Да какая мне теперь Ялта? — вяло отмахнулся Алексей.
— Самая Ялта теперь! Законная, заметь, Ялта! Вот тебе и причина отъезда! Вот тебе и житье-прожитье! А за эти две недели КГБ, военная прокуратура и менты наверняка договорятся и закроют на хрен это дело. Ты им только мешаешь.
— Может быть, — задумчиво сказал Звонарев. — Но ведь есть еще второстепенные нюансы, которые нельзя не учитывать. Вот, например, Черепанов дал мне на прощание свой телефон и сказал: звоните, если что. Как же я могу ему не позвонить перед внезапным отъездом? А если я позвоню, то и он, и гэбэшники через него будут знать, куда я поехал. Какой же смысл тогда в этом отъезде?
— Он что, дал тебе свой домашний телефон?
— Да нет, рабочий.
— Чудила! Завтра же суббота! Выходной день! А у тебя горящая путевка! Куда ты ему позвонишь?
— Хорошо, а если после моего отъезда он сам позвонит — моим родителям?
— А ты родителям своим накажи отвечать: мол, уехал на зимние каникулы на юг. Спешно собрался и уехал. А спросить, куда именно, они в суете не сообразили. Пусть тебя по всему югу ищут! — Кузовкову, очевидно, эта мысль весьма понравилась. — Вряд ли они догадаются в Литинституте узнавать, где ты: в других вузах студентов не посылают бесплатно на юг. Как раз через две недели и найдут. Скажут тебе грозно: “Почему вы скрылись?” А ты им: “Я? И не думал! У меня путевка была! Горящая!” А?
— Все равно Черепанову это покажется подозрительным. В разговоре с ним я вел себя как человек, заинтересованный в справедливом расследовании. А тут…
— Алеха! Опять ты все усложняешь! Ты не думай о том, что другим покажется! Им от этого будет казаться еще больше. Вспомни, как Раскольников сгорел. А когда ты всем своим видом показываешь, что тебе плевать на всякие предположения, следователи эти хитроумные сникают и киснут. Ты ему путевку выложи на стол и так с нажимом скажи: “Бесплатная”. Он советский человек — сразу поймет. И ничего ему уже не будет казаться.