Наш Современник, 2003 № 06

“Любое государство устроено по принципу “пищевой пирамиды”. Внизу — зоопланктон, наверху — небольшое число крупных хищников, контролирующих или осуществляющих политическую, экономическую и социальную жизнь общества. В самом демократическом обществе наверху находится много-много четыре процента от общего числа населения. Смысл “еврейства” заключается в том, что еврейская община принципиально отказывается заселять нижние этажи государственного здания и всеми правдами и неправдами стремится полностью разместиться на верхушке, занимаемой четырьмя процентами коренного народа”. Дальше Галковский остроумно варьирует эту тему: “В принципе безразлично, какая национальность венчает конкретную пищевую пирамиду. Более того, история со всей наглядностью показывает, что верхушка и должна в этическом отношении отличаться от основной массы населения. Однако из-за того, что господство осуществляется евреями не прямым захватом, а путем постепенного, многосотлетнего “выдавливания” местных конкурентов, евреи становятся специалистами не по руководству, а по захвату власти. Львиная доля еврейских усилий уходит на дискредитацию конкурентов и собственную рекламу, содержательная же работа исчезающе мала. Кроме того, местная элита является именно элитой, то есть выборкой из основной массы. Со всеми частными исключениями наверх попадают наиболее сильные и талантливые особи. Индивидуального подбора из еврейской массы почти нет. Любой еврей уже по своему происхождению обречен на “богоизбранность”. Поэтому еврей всегда сравнительно хуже вытесняемого им конкурента. Он плохой чиновник, плохой писатель, плохой промышленник. Подлинный успех достигается евреями только в областях, суть которых и состоит из вытеснения конкурентов. Это социальный активизм, банковская деятельность, реклама”.

Галковский спорит с Солженицыным о месте и характере деятель­ности евреев в России. В первую очередь, Галковский освобождает читателя от иллюзии существования еврейского вопроса. Еврейский вопрос — это вопрос евреев. Для нас, русских, должен существовать только русский вопрос.

28 октября, воскресенье. Умер Петр Лукич Проскурин. Он был очень болен и лежал в реанимации уже несколько недель. Умер или отключили? О том, что он безнадежен, я слышал за неделю. Мир литературы редеет.

29 октября, понедельник. Вечером говорили о “деле” Аксененко. У него взяли подписку о невыезде. МПС, оказывается, покупал рельсы в Японии и Канаде. Каково? Это когда считается, что лучшая сталь до сих пор у нас. Да никакого бюджета здесь не хватит, если бюджетные российские деньги мы будем ни за что ни про что, а только по воле взяточников передавать в другие государства. Причем всеми перевозками занимались — у МПС-то! — некие частные фирмы. В том числе фирма, которую возглавлял 26-летний сын Аксененко! Каково? Говорили еще об огромных тратах министерства на квартиры для высшего руководства. До восьми комнат и чуть ли не по 3 миллиона рублей! Теперь понятно, почему министерство повышало тарифы. Это сколько же дачников должно было внести свои рубли, чтобы сынишка Аксененко жил “как все люди”!

Гроб с телом П. Л. установили в Большом зале ЦДЛ. Я там давно не был, а тем временем произведен ремонт, все по-европейски усреднилось. На лестнице сняли портреты писателей, Героев Социалистического Труда и Героев Советского Союза, открыли окно, но на другой стороне стены зато повесили портреты лауреатов Нобелевской премии. От Бунина, через Пастернака, до Бродского. В духе времени. Сам зал тоже изменился, стоят, как в западном кинотеатре (впрочем, теперь это действительно кинозал), новые кресла с какими-то пластмассовыми добавлениями, для того чтобы держать там свою индивидуальную бутылку с напитками.

Лицо Проскурина мертвое и белое. Лиля, его жена, стоит рядом, закинув на гроб и тело мертвого мужа руки. Потом она села. Я стоял рядом и слышал, как она скомандовала садиться и родственникам. И Лилю жалко, я хорошо помню ее по прошлогоднему фестивалю в Гатчине. Как там тепло принимала публика П. Л., как аплодировала, как его любят. После отпевания в церкви Большого Вознесения его повезут хоронить на родину в Брянск. Петя из очень трудной семьи, и я, узнав его историю, поразился, как он сумел вытащить себя, потому что все было против него. При немцах его отец был старостой, скорее всего, как справедливый мужик по просьбе сельчан. Пришли наши, как водится, быстро захотели Луку поставить к стенке, но не расстреляли только благодаря случаю. Это один из тех редких писателей, который имел всенародную славу и любовь и которому все далось очень нелегко.