Наш Современник, 2002 № 06

19.11.45 г. В субботу был на вечере. Слушали лекцию на тему “Атом”. Сейчас вообще по всему миру слушают лекции, доклады, копаются в книгах, университетских записках, отыскивая материал об атоме, его строении и пр. Причина — изобретение атомной бомбы. Это — страшнее динамита, иприта, огнемета и “катюши” вместе взятых. Чорт побери — лучшие творения человеческого ума обращаются против него же. Как далеко до коммунизма! Очень много (почти все) людей, которых я знаю, рвачи, карьеристы и, сколько слов ни подбирай, все они сволочи и гады. Конечно, они себе и другим не кажутся таковыми и не понимают своей низости, и теперь такое время, фаза, но к чему врать самим себе, к чему судить с пристрастием о делах вокруг них. Печать кует деньгу и пишет не обо всем и не так, как надо. Если бы уже сейчас большинство людей жило “с Лениным в башке”, то я бы еще увидел коммунизм. Сейчас люди живут с рублем в зубах. Война отражается регрессивно на среднем народе и тем более на низах. Люди за войну стали неврастениками, большинство истощено от долгого недоедания, нравственно пали.

Кстати, об истощении. Я здорово перенес эту напасть — голод. Приходилось частенько идти голодным в техникум и там заниматься, не думая о мясном пироге или горячих блинах. Я часто тогда повторял себе слова Сатина: “Человек — выше сытости”. До чего верно. Сейчас, когда все прошло, кажется, что было не трудно. А было очень трудно. Довольно об этом...

23.11.45. ...Дома холодно. Я — на Олимпе, т.е. на печке. Довольно возвышенные мысли и место. Кроме Олимпа, у меня есть еще “прокрустово ложе”, т. е. моя собственная кровать. Пружины сдали и опустились. Лежать можно только на левом боку. На этом ложе не разлежишься. Пробовал приучить себя спать на правом, но чувствовал себя на положении Рахме­това...

4.12.45 г. (...) Прочитал 5-ю тетрадь дневника Петьки Щелокова*. Бог мой! Как человек хотел жить и так мало жил! Впрочем, кто из нас гарантирован от скорой смерти? Мне, сознаться, хочется жить, и я начинаю понимать, что такое жизнь, что такое явление моего бытия, моего я. И иногда ко мне приходят настроения бесцельности жизни и хочется создать цель, создать точку, к которой можно было бы стремиться. Иногда мне хочется, просто хочется, чтобы меня убили, мучали за других, за какой-то идеал, за человечество — за свою Родину. Иногда приходит в голову громада непонятного и непостижимого. За осознанием своего я приходит мысль — есть единственное я, а другого не существует, а вокруг ничего, ничего нет. И тут же мелочь поступков, мелочь учебы, мелочь работы, мелочь войны и все вокруг мелочь, мелочь, мелочь. Под этими различными настроениями, советами и приказаниями самому себе никак нельзя поймать себя, свое истинное лицо, до того оно еще непостоянно и незрело. В конце концов, если распустить себя, кто его знает, до чего можно дойти. Пожалуй, до петли. А что там — за кусочком свинца или за петлей? Там нет ничего. Но как-то это  н и ч е г о  не помещается в голове. Может быть не думающим, не мыслящим — лучше? Пожалуй, так и есть. Но эти настроения, эту блажь надо гнать и гнать. Спи, Вовка! (...)

10.12.45 г. (...) На днях у нас с Лидой Черниковой (девушка из параллельной группы) зашел разговор о дружбе. Она спросила: “Как живешь?” Я говорю “Плохо”. “Что так?” — “Друга нет”. И она, осторожно подбирая слова, стала говорить о том, что мне очень трудно найти друга, что я подразделяю людей на “ниже себя” и на “наравне с собой” и что друга ищи среди последних, что я такой... Когда я спросил: “Какой?”, она сказала: “Особенный, ну не как все”. Эти истины я не думал показывать, но они, оказывается, очень заметны. А Черникова очень проста, очень.

А друга у меня действительно нет. Хотелось бы иметь друга среди девчат, но нет никого подходящего, т. е. нет ни одной, останавливающей на себе внимание. Вот так получается всегда: когда веришь, что девушка нравится тебе и ты хочешь с ней познакомиться, дружить — начинаешь замечать свои старые пимы, свою поношенную одежду, свои очки, нос и отворачиваешься от всех с горечью и обидой...

1.1.46 г. ...“Призвание всякого человека в духовной деятельности — в постоянном искании правды и смысла жизни” (чеховские слова). Как это чудно сказано, но как люди эти человеки духовной деятельности попрали правду, попрали человеческое отношение к человеку и попрали даже то, что ими диктуется о смысле жизни. И добившись, чего хотел, этот человек говорит себе: я обладаю недюжинной способностью, я знаю людей, я исключительно быстро приспособляюсь. (...)