Наш эксперимент

– Случилось, что-то странное, – сказала она, – но ты всё равно не поймёшь.

– Почему же? – удивлённо спросил я.

– Я сама этого не понимаю.

– Да что произошло? – спросил я, теряя терпение.

– Вчера поздно вечером одна женщина принесла нам домой моего маленького брата?

– Ну и что? – спросил я её.

– Дело в том, что мой братец умер три года назад. Тогда ему было три года. И женщина нам принесла такого, какого мы тогда его похоронили.

– А я не знал, что у вас было такое горе! – воскликнул я, поражённый этим известием.

– Я никому об этом не говорила, – сказала она. – Когда я пришла вчера поздно вечером, родители даже не заметили этого. Они были заняты малышом, и верили и не верили в то, что он вернулся к нам с того света. Но ещё более странно то, что его принесла одна женщина, которая нас раньше знала. Она тоже умерла вскоре после смерти моего брата. Ты можешь в это поверить?

– Могу, – сказал я, содрогнувшись от холода, пробежавшего по всему моему телу. – Егор мне сказал, что его родители тоже вернулись с кладбища живыми и здоровыми. Ты же знаешь, что они тогда погибли во время прыжков с парашютом.

– Что же происходит в мире? – спросила она, глядя задумчиво сквозь меня. – Неужели это конец света, как написано в Библии.

Я пожал плечами. Разве мог я сказать ей что-то о торсионных полях. Катя удалилась. Я не решился её удерживать. Мне захотелось немедленно разыскать Егора и расспросить его обо всём, но прозвенел звонок, и начался третий урок.

а большой перемене я встретил Егора.

– Ну, как? – спросил я его. – Ты знаешь, что покойники ожили?

– Ещё бы не знать, – сказал он, – когда вы с Катей танцевали, они пришли с кладбища.

– Но это же так неестественно! – воскликнул я.

– Ещё бы, – согласился он, – такого ещё никогда не было. Но я предполагал, что такое может произойти. Поэтому и начал эксперимент.

– Но как это произошло? – спросил я его.

– Вероятно, – подумав, ответил он, – торсионные поля стали порождать вокруг себя иную сферу, то есть, привлекать к себе другие торсионные поля. Пространство и время несколько уплотнились. А среда, окружающая наш посёлок, стала неким средоточием проявления скрытых инерционных сил, которые до этого находились в заторможенном кинетическом состоянии, которое можно ещё назвать сонным. Прошлое совместилось с настоящим временем, а общее торсионное поле стало активизировать те поля, которые как бы некоторое время назад исчезли. Как я думаю, под влиянием нашего аппарата вчера произошло необычное явление. И гроза, и ливень совсем не походили на те дожди и грозы, к которым мы привыкли.

– Ты же знаешь, что грозы осенью у нас явление редкое, почти невозможное, – согласился я с ним.

– Так вот, – продолжал он, – уплотнение торсионными полями атмосферы вызвали то, что можно назвать одним словом, пробуждение. Мёртвые пробудились.

– Как?! – воскликнул я с удивлением, – они встали из могил и отправились по домам.

– Нет, – ответил он, – здесь процесс был намного сложнее. Вода, падающая с неба, под действием торсионных полей стала скручиваться в определённые сложнейшие структурные строения, которые несли с собой слабые торсионные поля умерших людей. Эта тонкая энергия, назовём её, слабая пульсация эфира душ умерших, преобразовалась в материю под воздействием этих полей. То есть из воздуха и воды было произведено то, что когда-то было в единении, как цельный организм в сочетании души и тела.

Ты хочешь сказать, что все мёртвые, не вышли из земли, а родились из атмосферы, как грибы?

– Вот именно, – сказал он, – торсионное поле копировало то, что когда-то уже существовало. Ведь что мы собой представляем? Во всяком случае, мы представляем собой не тело, а нашу душу. Наше тело как кожа, которую сбрасывает змея, перерождаясь. Это я понял вчера после разговора с моими родителями. Они помнят хорошо всё, что с ними случилось в тот день, когда они погибли. Потом у них провал в памяти. И вдруг они оказываются сидящими на своих могилах в сильный ливень. Вокруг них полно народу. Вначале, они не могут ничего понять. Но потом до них доходит весь смысл происходящих событий. Они не знают, радоваться или огорчаться тому, что они получили жизнь. Я вчера их трогал, они из плоти и крови, всё у них функционирует нормально, они дышат, у них бьются сердца. Они самые настоящие живые люди.

– Что же тогда лежит в могилах? – спросил я его.

– Вероятно то, что осталось от их прежней жизни. Ведь мы смотрим на свои отрезанные волосы, ногти и отпавшую кожу, не как на себя, а как на то, что у нас отмирает, уступая место новому.

– Всё, что ты говоришь, убедительно, – сказал я, – но всё же у меня закрались сомнения. Те ли это люди, которые были раньше.

– Можешь не сомневаться, – сказал он, – Они, абсолютно, те же самые люди. Ведь после сна мы просыпаемся теми же людьми, какими были до засыпания. Ничего не изменилось. Просто человек застыл, а потом ожил, получив новое тело.

– Вот это-то меня и смущает, – сказал я. – По теории…

– Да что теория! – воскликнул он. – Разве не помнишь из литературы: «Суха, мой друг, теория везде, а древо жизни пышно зеленеет!»