Наш дикий зов. Как общение с животными может спасти их и изменить нашу жизнь

Соласталгия – это слово, придуманное экофилософом Гленном Альбрехтом для обозначения сильного и болезненного чувства потери, когда естественная среда вокруг нас повреждена или разрушена. Вы можете описать это как тоску по собственному дому, когда он исчезает. Если изменение климата будет прогрессировать, это отчаяние возрастет в тысячу раз. Как и многие из нас, Альбрехт считает, что истинное противоядие от такого отчаяния заключается в том, чтобы страны, сообщества и отдельные люди сделали все возможное, чтобы перейти к более симбиотическим отношениям с природой. Аборигены, опрошенные Зильбернер, мыслят именно таким образом. К своему удивлению, она обнаружила у них скорее разочарование, чем гнев. Исследование Берри подтвердило существование этого чувства отчаяния, но оно также показало явный энтузиазм и сильное желание людей воссоединиться с землей. Например, одна женщина-аборигенка нашла утешение, работая в своем саду, – она решила, что лучшее лекарство от уныния соласталгии можно найти в работе по уходу и восстановлению мира природы.

Несколько лет назад я встретился с Альбрехтом, одним из самых важных экологических мыслителей, в Перте, Западная Австралия. Когда я познакомился с ним, он преподавал неистощительное использование природных ресурсов в университете Мердока и уже добавил множество новых слов в экологический лексикон, включая солифилию – состояние ума, которое побуждает людей работать вместе над восстановлением окружающего мира и самих себя. Впоследствии Альбрехт оставил академическую карьеру, чтобы писать книги и на практике осуществлять то, что он проповедует. Началом его экодеятельности стало восстановление водно-болотных угодий в Ньюкасле, Новый Южный Уэльс. Цель состояла в том, чтобы вернуть богатый растительный и животный мир этих мест. Альбрехт начал эту реставрационную работу как практический способ преодолеть фракционные и политические разногласия, существующие даже в мире охраны природы. «Вы должны любить что-то, прежде чем мотивация защищать это станет первостепенной для вас, и эта любовь должна превзойти любые политические убеждения», – объяснил он.

Теперь Альбрехт называет себя «фермофилософом». Он живет в пятидесяти минутах езды на машине от Ньюкасла, на небольшом участке земли. «Мы называем его «Фермой Валлаби», потому что здесь обитает много красношеих валлаби (мы подумывали назвать это место «Красная шея», но…), они живут в наших краях дико и свободно. Эти валлаби примерно одного роста с самками восточных серых кенгуру. Мы не «используем» валлаби, но предоставляем им мирное и безопасное место для жизни. Они просто так косят нашу траву и ведут свою сложную жизнь прямо у нас на глазах».

На «Ферме Валлаби» он также выращивает фрукты и овощи, предоставляет убежище для огромного количества растений, животных и насекомых. Он держит небольшое стадо кур для яиц и удобрений. Этот участок земли с сотнями деревьев он называет «кислородной фермой», разумно управляемой с помощью солнечной энергии, с большой аккумуляторной батареей и центром очистки и регенерации сточных вод.

«Я должен быть здесь ради собственного душевного здоровья. “Ферма Валлаби” позволяет мне писать и работать за столом без административного надзора университета, висящего надо мной весь рабочий день. Это место очень плодородное и отлично способствует творчеству». В недавней переписке со мной он описал свой личный контракт с окружающим миром:

«Я всегда стараюсь сдержать сокращение мира животных. Предоставляя убежище животным, я также предоставляю в некоторой степени убежище тем, кого эмоционально ранит исчезновение того образа мира, который они любят. Каждое место, которое охраняется, каким бы маленьким оно ни было, – это способ сказать, что мы должны делить этот мир с другими живыми существами и мирно жить вместе.

То, что я защищал водно-болотные угодья и другие виды среды обитания птиц (моя первая любовь), также означает, что я тем самым защищаю среду обитания всех видов живых существ. Это приносит огромную пользу моему собственному психическому здоровью в эпоху, когда происходит шестое великое глобальное вымирание. А я живу на континенте, где за последние двести лет мы потеряли больше млекопитающих, чем любой другой континент. Я этически и духовно чувствую себя вынужденным работать как самостоятельно, так и вместе с другими людьми, чтобы как представитель своего вида бороться с нынешней эпохой нашей истории. Вот почему я хочу, чтобы антропоцен сменился на симбиоцен. Я хочу работать вместе с другими людьми, чтобы изменить направление пути, по которому мы идем. Нет ничего более важного, чем это».