Читаем Народный быт Великого Севера. Том I полностью

Невестки снова стали смеяться над женою Ивана-Богатыря и говорили:

— Что-то ее муж завтра к отцу принесет?

На другой день, как проснулся Добромысл, вошли к нему сыновья его, и каждый держал по хлебу.

Отец сначала попробовал хлебы старшего и среднего сыновей, и они показались ему не вкусны; когда же дошла очередь до хлеба, принесенного меньшим сыном, то он, отведав его, остался очень доволен и приказал слугам своим подавать его на стол, когда будут гости.

Потом, поблагодарив сыновей за труды их жен, он сказал им, что две старшие из них хоть и прекрасны, но никак не могут сравниться по разуму с женою меньшего брата, Ивана-Богатыря.

А затем пригласил их всех с женами к себе, за обеденный стол.

Съехалась сыновья к отцу, привезли с собой также и жен своих. Добромысл очень обрадовался, увидав меньшую невестку, и особенно удивлялся ее ослепительному драгоценному наряду. Сели, наконец, за стол и стали кушать.

Светлана видит, что невестки смеются над нею. Она знает, что они станут подражать ей, и потому задумала подшутить над ними. Чего не допивала, то за рукавчик лила, а косточки за другой клала.

Обе невестки, как увидали это, переглянулись между собой и начали делать то же, что Светлана.

Обед, наконец, кончился.

Добромысл пригласил гостей своих в сад.

— Ну, как тебе нравится мой сад? спросил он Светлану.

— Сад раскинут прекрасно, отвечали она. Недостает только одного, чтобы все считали его чудом.

Чего же именно недостает? спросил удивленный Добромысл.

— А вот чего, произнесла Светлана.

И при этом махнула одним рукавом — очутился обширный пруд, махнула другим, — поплыли по воде гуси и лебеди.

Добромысл едва верил глазам своим, и не мог удержаться, чтобы не поцеловать Светлану.

Невестки еще более стали завидовать ей и подумали: — Не удастся ли и нам сделать то же?

Они махнули одним рукавом — и облили всех гостей; махнули другим — и полетели кости кому в нос, кому в бровь, а свекру так попали в глаз.

Со стыдом удалились невестки и дали слово более не смеяться над Светланой.

Рад был Иван-Богатырь, что жена его затмила всех разумом.

— Недостает ей только красоты, думал он, чтобы поразить во всем.

И вот начал он ломать голову — стал придумывать, как бы не допустить ее превращения. Он вспомнил о кольце и решился унести его в то время, как она будет красавицей. Нетерпение взяло верх над рассудком.

На следующее же утро, когда Светлана покоилась еще крепким сном, Иван-Богатырь снял с пальца у сонной кольцо, ушел на берег моря и с негодованием бросил его в волны морские. Исполнив это, он поспешно возвратился домой, но только что вступил на крыльцо, как его встретила Светлана с заплаканными глазами.

— Ну, Иван-Богатырь, грустно сказала она, не хотел ты подождать малое время, и ищи меня теперь в тридесятом царстве. Много, много горя ожидает меня за твое нетерпение!

Проговорив эти слова, она быстро поднялась на воздух и скрылась.

Иван-Богатырь стоял, как окаменелый. Тяжелая, невыносимая грусть сдавила ему сердце. Он бросился к отцу и рассказал ему о случившемся с ним несчастии.

Добромысл, выслушав Ивана-Богатыря, весьма сожалел о своей невестке.

— Батюшка! сказал ему меньшой сын. Без нее мне свет не мил, и я решился во что бы то ни стало идти отыскивать мою супругу.

Отец не прекословил.

И вот Иван-Богатырь вышел за городские ворота и вступил на широкое поле.

Тяжелая мысль влекла его вперед.

Шел он, долго ли, коротко ли, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, наконец, пришел он к избушке, которая стояла на курьих ножках, и сама повертывалась.

Иван-Богатырь сказал:

— Избушка, избушка, стань к лесу задом, а ко мне передом!

И избушка остановилась.

Иван-Богатырь вошел в нее и увидал, что там сидела Яга-баба. Она заговорила сердитым голосом:

— Доселе русского духа слыхом не слыхивано и видом не видывано, а ныне русский дух и очах проявляется. Что ты, Иван-Богатырь, волею или неволею пришел ко мне?

— Сколько волею, столько и неволею, отвечал Иван-Богатырь и рассказал, чего он ищет.

— Жаль мне тебя, Иван-Богатырь: оплошал, сердечный. Потерпеть бы маленько, а то нет — дай, сделаю по своему. Но так и быть, я готова услужить такому доброму молодцу, как ты. Жена твоя теперь у волшебника и томится в его тереме на превысокой горе. Ступай к нему; вот этот клубок доведет тебя до его жилища. А чтобы духи его и сам он не могли сделать тебе ничего вредного, то вот возьми с собой меч, пред которым бессильны все его чародейства.

Поблагодарил Иван-Богатырь бабу-Ягу, взял от нее меч и клубок и пошел далее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология