Кажется, что-то началось. Дафна осторожно отодвинула юбку женщины. О, так вот, оказывается, как это происходит. Боже мой. Я не знаю, что делать! И тут возникла другая мысль, словно выскочив из засады: «Вот что ты должна сделать…»
Мужчины ждали снаружи, у входа в Женскую деревню. Они чувствовали себя лишними, ненужными, как и положено в таких обстоятельствах.
Мау наконец запомнил, как их зовут. Милота-дан (старший брат, большой, на голову и плечи выше любого человека, которого Мау когда-либо видел) и Пилу-си (маленький, торопливый, почти все время улыбается).
Оказалось, что Пилу болтает за двоих:
– Мы как-то раз полгода плавали на лодке брючников, доплыли однажды до большущей деревни, она называется Порт-Мерсия. Весело было! Мы видели большие дома из камня, и у брючников есть мясо, которое называется говядина, и мы научились говорить на их языке, а потом они завезли нас обратно домой, дали нам большие стальные ножи, иголки и трехногий котел…
– Тихо. – Мило поднял руку. – Она поет! По-брючниковски! Пилу, давай переводи, ты лучше всех знаешь их язык!
Мау подался вперед.
– О чем эта песня?
– Слушай, нас учили тянуть веревки и таскать тяжести, а не песни разбирать, – жалобно сказал Пилу.
– Но ты же сказал, что выучил их язык!
– Я могу кое-как объясниться! А эта песня очень сложная! Мм…
– Брат, это ведь
– Тихо! Кажется, она поет про… звезды, – сказал Пилу, скрючившись в мучительном напряжении мысли.
– Звезды – это хорошо, – сказал Мило, одобрительно оглядываясь по сторонам.
– Она говорит, что дитя…
– Сын, – твердо сказал Мило. – Это будет мальчик.
– Э… да, конечно. Он будет… да, он будет, как путеводная звезда, вести людей в темноте. Он будет мигать, но я не знаю, что это значит.
Они посмотрели вверх, в рассветное небо. Последняя звезда посмотрела на них и замигала на совершенно непонятном языке.
– Он поведет людей? – спросил Пилу. – Откуда она знает? Это очень сильная песня!
– Я думаю, она все сочиняет! – отрезал Атаба.
– Да ну? – надвинулся на него Мило. – Ты точно знаешь, что мой сын
– Ну, не то чтобы, но…
– Стойте, стойте, – сказал Пилу. – Кажется… он будет искать значение звезд, я в этом почти уверен. И… ты видишь, я стараюсь, но это нелегко… из-за того, что он будет стараться это узнать, люди не останутся… в темноте. – И добавил: – Это было непросто, знаешь ли! У меня теперь голова болит! Это работа для жреца!
– Тихо, – сказал Мау. – Я, кажется, что-то слышал…
Они замолчали, а младенец завопил снова.
– Мой сын! – воскликнул Мило, а остальные разразились приветственными криками. – И он будет великим воином!
– Э… я не уверен, что это значило… – начал Пилу.
– Ну, во всяком случае, великим вождем, – отмахнулся Мило. – Говорят же, что родильная песня – пророчество. Такие слова в такое время… да, они вещие, я не сомневаюсь.
– А у брючников есть боги? – спросил Мау.
– По временам. Когда они про них вспоминают… Эй, вон она идет!
У камней, отмечающих вход в Женскую деревню, появился силуэт призрачной девочки.
– Мистер Пилу, скажите своему брату, что у него родился сын. Его жена чувствует себя хорошо. Она уснула.
Эта новость была передана с радостным воплем, который несложно перевести.
– И мы его назвать Мигай? – спросил Мило на ломаном английском.
–
– Путеводная звезда, – предложил Мау, и это имя все одобрили.
– Это очень благоприятное имя, – сказал Атаба. И добавил: – А пива нам, случайно, не дадут?
Призрачной девочке перевели новое имя ребенка, и она дала понять, что любое имя, кроме Мигая, годится. Потом попросила – нет,
Прошло две недели, и много чего случилось. Самое главное – прошло время; тысячи успокоительных секунд пронеслись над островом. Время нужно людям, чтобы разобраться с «сейчас», пока оно не убежало в прошлое и не превратилось в «тогда». А самое главное – людям нужно, чтобы ничего особенного не происходило.
«Подумать только: я вижу весь этот горизонт! – думала Дафна, глядя на необъятное синее пространство, простирающееся, сколько глаз хватало, до самого края света. – Боже мой, папа был прав. Если мой горизонт еще хоть чуточку расширится, его придется складывать вдвое».
Вообще странное выражение – «расширять горизонты». Горизонт, в конце концов, только один, и он удаляется, когда к нему приближаешься, так что его никак не поймать. Можно только добраться до места, где он был раньше. Дафна повидала море в разных частях света, и горизонт везде выглядел практически одинаково.
А может, все совсем наоборот: это сами люди двигаются, изменяются?