Наркокурьер Лариосик

Когда внезапно музыка выключилась и зажегся полный свет, к ней подошли к первой. Хмырь махнул перед ее носом красной коркой и крепко взял под локоть. Глаза его больше не бегали, а кадык не дергался. Ларэ не успела еще как следует испугаться, как инстинкт самосохранения заставил ее моментальным движением свободного плеча скинуть сумочку на пол и отшвырнуть ее ногой в сторону. Сумочку тут же поднял другой хмырь, почти по внешнему виду такой же, как и кокаинщик.

— Ну, зачем же ты так, Ларэ? — развязно улыбнувшись спросил он. — Или, как тебя там по паспорту?.. Лариса? — Он поднял сумку и повесил ей на плечо, другое уже плечо, то, которое кокаинщик держал под локоть. — Пройдемте с нами, милейшая, на предмет досмотра, и понятых тоже попрошу пройти…

Если бы не полкило соломки, она бы выкрутилась почти наверняка.

— Для собственного употребления, — объяснила она хмырю, указав на обнаруженный при обыске героиновый чек.

— Да у тебя нет же ничего, ни одной дороги даже, — усмехнулся он, глянув на ее руки, затем быстрым цепким взглядом окинул ее всю разом. — Нигде ж не пробито, так что, в чистом виде наркокурьер получаешься. Соломы, вон, одной — хоть подушку набивай. 228-я светит, не меньше, — подвел он невеселый итог, — по ука рэфэ.

— Я через пупок, может быть, вмазываю, — сделала попытку оправдаться хоть как-нибудь Ларэ.

— Ну, ясное дело, — отреагировал опер. — А это хмели-сунели от бессонницы? — он кивнул на маковую соломку. — По чайной ложке перед сном… — он зевнул и посмотрел на часы. — Ну, спать-то тебе там точно не придется, в камере, я имею в виду. Там тебе хмели сплошные будут… И, особенно, сунели.

В камере следственного изолятора, куда его поместили в понедельник, предъявив обвинение, кроме Лариосика находились еще восемь человек. И если бы к вечеру в Бутырку с воли не залетела малява, то рыжего новичка с бледным лицом, в куртке с капюшоном и неаккуратно отхваченными ногтями со смытым к тому времени при посредстве великодушного Слепакова красным лаком, просто не заметили бы. В новом своем обличье он напоминал проштрафившегося сопляка-студента из подмосковного техникума. Однако уже к утру малява добралась до камеры, как раз в то время, когда Лариосика увели для встречи с положенным ему в соответствии с процессуальным кодексом адвокатом. Адвокату, ознакомившемуся с постановлением, помимо материалов дела, заодно стало известно и об интересной особенности своего подзащитного, и поэтому он тут же затребовал проведения спецмедэкспертизы. И не только потому, что во время первой встречи подзащитный настаивал на имени Ларэ или, на худой случай, на гражданку Тилле, и просто не реагировал на все другие виды обращений, а потому еще, что адвокат с ужасом убедился в… В общем, в успешных результатах первого этапа перерождения Лариона Олеговича в гражданку Тилле. Ларэ — не Ларэ, но гражданка Тилле действительно имелась, исходя из первичных признаков пола, по крайней мере, верхних их частей, тех, что располагались ближе к потолку и отстояли дальше от паспортных данных. Идентификацию остальных признаков предстояло провести той самой экспертизе «Спец». И обе стороны с этим сразу согласились, что в следственной практике имело место, скажем прямо, не часто. Сопроводительная бумага предписывала: «Проверить на предмет вменяемости и половой принадлежности». Тем не менее, поскольку гр. Л. О. Тилле по всем документам оставался мужеского пола, то был возвращен обратно в камеру, ту самую, откуда его забирали на встречу с адвокатом…

Там ее уже ждали… На нижней шконке, у окна, вовсю шла карточная игра. Играли за право первого обладания свалившимся с неба подарком — Ларочкой. Так сразу по прочтении малявы окрестил ее Рюрик, авторитет с грустным и опасным взглядом, хозяин шконки. Он и метал банк. Но и без этого всему камерному сообществу было ясно — Ларочка уже выиграна. Точнее, проиграна… Вопрос стоял иначе: насовсем или на время. «Мужиков» в камере было всего двое, так что оставшиеся пятеро блатных и приблатненных тоже могли претендовать на Ларочкину ласку в порядке поступления предложений. Единственно о чем вопрос не стоял, так это о ее личном отношении к потенциальным намерениям неизвестных ей до сего рокового дня блатных поклонников и приблатненных ухажеров.

Как только дверь за ней захлопнулась, все в камере разом замолкли и уперли в нее изучающе-раздевающий взгляд. Веселыми и добрыми по-отцовски глазами на нее смотрел теперь лишь Рюрик. Тем же местом, что и раньше всегда, но перебравшимся на этот раз гораздо выше, ближе к желудку, Ларэ сразу почувствовала, что произошло нечто, о чем она пока еще не знает. И тогда привычно тупой этот ком внутри нее дернулся пару раз, замер, снова дернулся и внезапно развалился на десяток маленьких комочков, которые вмиг разлетелись по всему телу, превратившись в осколки — острые, безжалостные и разящие.

Рюрик ласково продолжал смотреть на нее и так же ласково указал глазами на место рядом с собой. И тогда она поняла.

«Знают… — подумала она. — Они все про меня знают…»