Дружба с девчонками, к радостному удивлению Беллы, не закончилась и с детским садом, и в первом «А» классе, куда Лариосик был отправлен матерью в возрасте неполных семи лет, потому что, не в пример многим другим детям, уже прилично читал, даже не по слогам, умел чуть-чуть считать по арифметике и много знал наизусть. Во время переменок он не носился как угорелый по школьным коридорам, не забирался на свой стол, чтобы совершить головокружительный прыжок на соседний, и никогда не дергал девчонок за косы, — наоборот, пытался защитить их как умел, крича вместе с ними «Дурак!» тому, кто проявлял наибольшую ловкость в этом дурацком занятии. Статус мужественного, таким образом, и бесстрашного девчачьего защитника Лариосик приобрел с первых школьных дней, чем вызвал благосклонное отношение классной руководительницы, преданную дружбу со стороны юбочно-фартучной части первого «А», нейтрально-выжидательную реакцию по другую сторону от чулочков и косичек — ребячью, и заинтересованный, два раза в неделю, по понедельникам и четвергам, юной Лариосиковой мужественностью взгляд с некой третьей стороны — учителя физкультуры Мосейчука, стройного спортивного мужчины под тридцать. При этом реальные успехи Лариосика на уроках физкультуры сильно не дотягивали до показателей его же мужественности в деле защиты слабых от нахальных, поэтому первым в этой области знаний в глазах учителя он числился с совсем другой стороны, ближней к силе притяжения.
К четвертому классу Мосейчук включил Лариосика в список учеников, посещающих дополнительный класс ОФП — общефизической подготовки во внеучебное время, ближе к вечеру… Туда ходили ребята из старших классов, занимаясь штангой и баскетболом, но для него учитель сделал исключение, объяснив необходимостью дополнительных физкультурных нагрузок на организм мальчика. Мама была не против, тем более что теперь она пропадала в цеху сутками — вовсю шла перестройка, и высокие начальники в стране и отрасли разрешили издавать и печатать все что ни попадя, а это были деньги, и деньги большие.
Год шел Лариосику одиннадцатый, он же и стал для него переломным… Мальчик сам это почувствовал внезапно, разом, в один день. В этот день, уставший от гантелей и приседаний, взмокший и обессилевший от десяти кругов по физкультурному залу, которыми, как правило, завершались занятия, он еле дотащился до раздевалки. Дверь в душевую была открыта, оттуда густыми клубами валил горячий пар, и ему со своего места хорошо было слышно, как ржут там здоровые голые ребята, девяти-, в основном, и десятиклассники, и видно хорошо было тоже, как они намыливают друг другу спины и трут их мочалками докрасна, и швыряются друг в друга шматами мыльной пены, и пена эта стекает по спинам и животам, огибая мелкими белыми пузырьками рельефы накачанных спортом и молодостью тел, и как потом пузырьки эти лопаются и тела их, уже совершенно никак не прикрытые, ныряют под тугие водяные струи, и руки поднимаются вверх, ложатся ладонями на голову, гладят мокрые волосы, а потом пальцы протирают глаза от попавшей туда воды. А затем они выключают воду и возвращаются в раздевалку, не обращая на Лариосика ни малейшего внимания, все еще гогоча и рассказывая друг дружке что-то такое, чего Лариосик не понимал совсем или же понимал, но не все, или же только думал, что понимал, но чувствовал — что-то волнующее и тайное было в этих словесных перебросках и намеках, и он видел, как трепетно вздрагивали и покрывались мурашками бицепсы парней, икры ног, мышцы живота и то самое, чего еще не было у него таким, как у них, там, где были завитки волос…
В этот момент он вдруг почувствовал, что стесняется этих ребят, что ему хочется накинуть на себя что-нибудь из одежды или дождаться, пока все уйдут. И еще Лариосик обнаружил, что в маленькой груди его что-то сжалось и прищемило, и, когда он успел об этом подумать, это самое «что-то» тут же расщемилось обратно и отпустило. И какой-то новой, не по-детски сложенной мыслью он также понял, что это — другая, тоже новая совсем для него неизвестность, и не из-за малюсенького его недовеска, а совсем по иной причине. А на недовесок этот ему почему-то было наплевать. Совершенно…