– Да брось ты, Софа, не кипешуй, – миролюбиво успокаивает ее девчонка. – Из-за твоих чебуреков я к тебе и прихожу. Налей еще шесть пива, после рассчитаемся. Ты же знаешь, за мной не заржавеет.
Она невысокого роста, но какая-то до странности ладная, от этого так эффектно выглядит. И держится она с необыкновенным изяществом, слегка развернув к буфетчице плечи и грудь. В этом легком и таком естественном движении на удивление красиво участвует шея, подчеркивая стройность ее силуэта. Какие хрупкие у нее плечи, как трогательно просвечиваются на них сквозь серый шелк блузки тонкие бретельки бюстгалтера.
– Вы сами выпьете все шесть? – интересуюсь я.
Отчего создается впечатление какой-то особенной ее стройности? Может, из-за гордой посадки головы или гибкого стана? Талия у нее такая тонкая, что я мог бы обхватить ее ладонями. А как она держит спину, вот это осанка!
– Это такая нагрузка для сердца. Позвольте вас угостить вином или шампанским, если оно здесь есть конечно.
– За ради бога! – тотчас откликнулась на мое предложение Софа, – Для вас всегда найдем, будьте уверены! Соглашайся, Лидка, раз такой кавалер предлагает, вжэ насколько я малопьюща и то б не отказалась… Сколько ж вам принести, одну чы две бутылки? – зашустрила буфетчица, увидев во мне денежного клиента.
Девчонка повернулась ко мне, у нее живое открытое лицо, неожиданно она улыбнулась. Ее улыбка все и решила. До чего хорошая у нее улыбка, по-детски широкая, до ушей, она тронула меня своим добродушием. А еще глаза! Постоянно меняющиеся, светло-темно-зеленые, полные живого блеска глаза. Я чувствовал, как меня неодолимо тянет их глубина и, поплыл…
– Прекращай гусарить, парнишка! Чтобы меня напоить шампанским не хватит всех твоих песет. Ты со мной разоришься и станешь банкротом. Иди-ка лучше купи себе мороженого, когда будешь его жевать, не забывай, кто тебя спас от разорения, – отшучивается она.
А брови у нее черные, не темные, а соболье черные, как безлунная ночь, словно природа что-то перепутала, сочетая их с белоснежными волосам. Они с изломом, будто нарисованы кистью пьяного художника. Если б не эта легкая неправильность черт и не большой рот, ее можно было бы назвать ослепительно красивой. А какой удивительно нежный тембр ее слегка хрипловатого голоса. Голос всегда выдает фальшь и внутреннюю суть человека.
– Ты непревзойденное чудо природы! – сбиваюсь на ты я, ‒ И разориться с тобой для меня подарок судьбы. Да, что там разориться, я на все готов, лишь бы тебя не потерять. Тебя зовут Лидия? А я, Андрей. Рад познакомиться. Давай дружить. Я тебя только увидел, сразу влюбился. У тебя такие глаза, я в них тону. Ты такая красивая и среди этих биндюг, они все на тебя смотрят… Пойдем отсюда, а? Уйдем в нейтральные воды на прогулку по ночному городу. Пошли быстрее, а то полюблю тебя еще сильней, сердце этого не выдержит и разорвется на сто половинок! – на одном дыхании выпалил я.
– Разорвется?.. Где негодно, там и рвется! Влюбчивый ты какой, – ушатом холодной воды остужает меня.
– Я не такой! Прости. Я ждал тебя, как весну, везде искал и вот нашел. Здесь… Веришь? Нет? Проверь меня! – попросил я, услышав вдруг собственные слова, сказанные с горячностью, что удивила меня самого.
– Прекрати, мне пора… – теряется и краснеет она, ловко подхватила все шесть бокалов и исчезла в табачном дыме.
Неужели, так и уйдет? Если я ее не догоню, что-то в моей жизни точно не случится, загадал я. Вдруг чья-то рука крепко стиснула мне плечо. Не торопясь, оборачиваюсь. Передо мной стоит парень, примерно, моего возраста, немного выше ростом и пошире в плечах. У него расплывчатые бабьи черты лица, вылинявшие волосы, бесцветные брови. От остальной пьяни он отличается какой-то неуловимой инакостью. Чем же? Несомненно, это глаза. Они у него водянистые, и взгляд какой-то странный, снулый.
– Ты к Ли завязывай клинья подбивать, и вообще, дерни отсюда, срочно, – сквозь зубы цедит он, поглядывая на меня сквозь свои белесоватые ресницы.
Его презрительный тон мне не нравится больше, чем содержание его предложения. Такого, если не поставишь на место, сядет на голову.
– Ты, мне это рекомендуешь? – с расстановкой спросил я и глянул с легкой насмешкой, в упор. А в его глаза не просто смотреть. Они по края налиты холодной пустотой.
– Рекомендую! – рявкнул мне в лицо он. Его и без того прозрачные, рыбьи глаза стали почти белыми с черными дырами зрачков.
– Понятно. Ты видно здесь самый главный блатной? – вежливо поинтересовался я.
– Есть немного, – не без самодовольства согласился он.
– Вижу, какой ты блатной, спички сирныками называешь… – раздельно произнес я, упирая на каждое слово, чтобы позабористей его продрать.
Жлобы лопаются от злости, когда им напоминают об их деревенском происхождении. Его белые глаза вылезли из орбит, он рванулся ко мне, но резкий окрик буфетчицы, как по волшебству, остановил его.
– А ну кончай этот базар! Только попробуй еще раз тут что-то отмочить! Я тебе, гад проклятый, потрох вырву. От паскудна истота, а ну гэть звидсы!