Слова его были верны́, но не сразу в меня поместились. Да и кто из нас слушает мудрые советы.
* * *
Всему виною был дождь.
А, быть может, случай? Где есть Бог ‒ нет места случаю.
Подходила к концу летняя сессия. Жарким полднем после экзамена по венерическим болезням наша подвыпившая компания оказалась в знакомом месте возле «Чебуречной». И тут, когда рана перестала саднить, я разбередил ее снова. Во всем виноват был дождь, вернее гроза, которая разразилась, когда мы проходили мимо.
Рокот далекого грома давно предвещал грозу. Солнце вдруг быстро заволокло тучами, и небо свинцовым пологом провисло над головой. Все притихло и замерло, даже само неумолимое время. Я это отметил, но как-то так, между прочим, как и остальные, был в подпитии. Тем не менее, решил уйти. Как водится в пьяной компании, меня шумно уговаривали не расстраивать «коллектив», зайти в эту, кстати подвернувшуюся таверну, выпить по кружке пива и переждать грозу.
Я отказался, наотрез, и уже повернулся, чтобы уйти, как над головой раздался треск раздираемой парусины и у моих ног в землю вонзился трепещущий зигзаг молнии. Всполох блескавицы высветил все вокруг слепящим светом сверхъестественной белизны! Оглушительный удар грома прозвучал тотчас за ней, под ногами дрогнул асфальт, и оконные стекла зазвенели так, будто рассыпались вдрызг. Первые крупные капли с глухим перестуком шлепались вокруг, поднимая пыль над мостовой, разбиваясь в мириады крошеных брызг. Барабанная дробь дождя нарастала со стремительностью приближающегося экспресса. Миг, ‒ и расколотое небо с грохотом обрушилось на землю.
Шумные потоки воды, летящие с возмущенных небес, стеной стали у меня на пути. Ливень низринулся тяжелым водяным обвалом, перемежаясь с яростными порывами ветра, немилосердно полосуя косо секущими батогами воды. Выбора не было, и я пошел. Почему бы и нет? Все для меня было в прошедшем, минувшем и бывшем. Потерявшись в миллионном городе, я не встречал своих бывших друзей. Я навсегда забыл и никогда не вспоминал о том, что здесь произошло. Никогда, ни о чем. Как там, в песне поется:
Один Бог знал, как я ошибался. Никогда не говори «никогда», это слово из лексикона судьбы. В глубине души я знал, что когда-нибудь сюда вернусь. И вот, я здесь. Не вернется вчерашний день, но в «Чебуречной» ничего не изменилось. Все тот же чад горелого жира из кухни и рыжая Софа переругивается с промокшими до нитки грузчиками, подкатывающими бочки с пивом. Особо живописен один, в наброшенной на голову мокрой дерюге и необычайными глазами на изнеможенном лице, как на иконах древнерусского письма. Он что-то робко спросил у Софы, та охотно откликнулась:
– Та х... тебе в томате, а не пива! Свиняча морда, шоб тебя вжэ холера задавила!
Как ни яростна была гроза, но выплеснув свой гнев, она теряла силы. Ветер утих, вспышки молний стали реже, лишь где-то неподалеку глухо ворчал гром, но грозное могущество его убывало. За окнами отвесно падали тяжелые струи дождя. Пустой зал, сегодня понедельник, не базарный день. За нашим столом у окна пьяная Кланя с двумя кавказоидами. Она не изменяет своим привязанностям, видно по-прежнему отдает предпочтение анальному сексу.
Помню здесь, на пороге «Чебуречной», два подобных типа, курили и говорили о Клане. Один из них, черный и приземистый, до глаз заросший похожими на шерсть волосами, его череп уходил назад под таким уклоном, что едва ли под волосами у него был лоб. Говорил другому, такому же, с шерстяной шевелюрой, растущей от бровей: «Давай, я не против, но у нее мандавошки… Их тут называют лобковыми вшами, она меня ими заразила, а говно у нее кишит глистами, я их вижу каждый раз, когда достаю свой член из ее зада».
Кланя ничуть не изменилась, все так же заливисто хохочет, запрокидывая голову с растрепанными волосами. Я подошел к ней поздороваться, а может и дать кому-то в морду. Настрой подходящий. Рядом с ней сидит красивая девчонка. Взглянув на нее, понял, что она не в себе. С усердием, граничащим с неистовством, черкает шариковой ручкой по неровно оторванному листу из школьной тетради в клетку. В некоторых местах ручка прорвала бумагу. Мне знаком этот детский локоть, торчащий из дыры прохудившейся мужской рубахи. Только вот… ‒ волосы? Русые, до плеч, с проседью, я их не узнаю. Да это же Ли!
– Ли?! Что ты делаешь? – вырвалось у меня.
Она меня не узнала. Загадочно улыбнулась, подкатив под лоб скошенные глаза. Это была улыбка идиота. В углах ее рта пенилась слюна. Спотыкаясь на каждом слове, она мне сказала:
‒ Я рисую дождь.
_____