Напряжение растет

Старый… Они все — старые: хозяева родов, кланов и честных слов. Этот был еще и убедителен, там, при штурме загородного имения Кочетова.

Низкий голос, пробирающий дрожью даже его, обреченного. Уверенность в своей правоте, слова, в которых не хотелось сомневаться. Как не верить заведомо более сильному, способному обратить в пыль здание из несокрушимого камня и современной стали? Тем более что у Кочетова не было ничего, кроме собственной жизни, а ее, каким бы складом характера он ни обладал, хотелось сохранить.

Олег полагал, что им нужны ответы, схемы, деньги, активы, компромат. Частью из этого списка он был готов поступиться, а за другую — отчаянно выторговывать лишнюю минуту дыхания, ощущения ветра на коже, света солнца сквозь крепко сжатые глаза. Не все тайны были бы выданы, кое-что осталось бы с ним даже под пыткой. Однако всего прочего вполне достаточно, чтобы остаться полезным и живым.

Но роду Панкратовых не нужны были ответы. Князю Михаилу Викентьевичу нужно было, чтобы Олег Кочетов сдох, задохнувшись под толщей воды. Максимально медленно и мучительно. Тяжелее, чем умирал княжеский сын. Гораздо тяжелее. Его наверняка не откачивали пятый раз кряду, топя в шестой до состояния полусмерти и оживляя вновь и вновь. Спокойно, буднично, без отповедей и лишних слов.

Кочетов, скорее всего, стал бы молить и каяться, если бы это могло на что-то повлиять. Но его раскаяние никому тут нужно не было. Даже смерть — и та не цель.

Старые семьи безжалостны. Но не безумны. Расчетливы и терпеливы. Пожалуй, это то самое, что стоило вспомнить Олегу до почетной сдачи, до бесконечной пытки воздухом и водой.

Панкратовы метили не на тело, они желали лишить Кочетова разума. А уже затем, визжащего и сумасшедшего, продадут тем, кто захочет его смерти. Милым людям, если сравнить с этими.

Холодный разум человека-камня впервые сослужил плохую службу владельцу, отказываясь уходить. Все равно итог будет тем же, но в таком пути гораздо больше боли.

К старику за толщей воды подошел слуга и вместе с полным бокалом вина передал визитку, сопроводив короткой фразой. Ответом ему был короткий кивок.

Значит ли это что-нибудь для Олега?

На край бассейна вышел новый персонаж — лет тридцати — тридцати пяти на вид. Безупречно одетый, в сером костюме и белоснежной рубашке, он выражал глубокое уважение к хозяину дома в момент приветствия и передачи гербовой бумаги, выуженной из кожаной папки в руках. Сохранял он уважение и все то время, когда старик, прочитав бумагу, размахивал руками и пытался нависнуть своей властью и волей над высоким гостем. Тот не отшагнул ни на шаг. Тогда бумага была разорвана в клочья.

Но вслед за ней вынули новую, куда более солидную, с красными печатями, и запечатанный пухлый конверт без видимых надписей.

Старик перекинул свою ярость именно на конверт, разорвал по кромке и гневным жестом выудил пачку бумаг и фотографий. Не прошло минуты, как он сник, понурился, опустил плечи и равнодушно махнул рукой в сторону бассейна.

У Кочетова даже промелькнуло слабое удивление, когда нырнувший в бассейн пловец, исполнявший все это время обязанности палача, расстегнул скобы у ног вместо того, чтобы ослабить цепь, и подтолкнул под руку, помогая всплыть.

— Я хочу, чтобы вы уведомили меня в тот же час, минуту и секунду, когда его казнят, — зло прозвучал голос старика, стоило Олегу показаться над поверхностью.

— Разумеется, ваша светлость, — согнулся гость в глубоком поклоне.

И пребывал в нем до тех пор, пока князь Панкратов резко не развернулся и не ушел в дом.

— Кочетов? Имперская служба безопасности. Мы забираем вас с собой. Оденьтесь, — посмотрел на него мужчина и указал на пакет с одеждой в руках сопровождающего, до того почтительно стоявшего в отдалении.

Полосатая накидка вмиг пропиталась водой и тут же стала остужать тело. Шлепанцы слишком большого размера, норовившие слететь с ног. Куда там бежать… Да и Сила… Силы не было, будто ее не существовало у Кочетова никогда. Неведомо почему, но точно — только у него. Целитель, который всякий раз оживлял его, стоило утонуть в очередной раз, пользовался ею вполне свободно.

Руки завели за спину и сковали пластиковым жгутом. Толкнули в плечо, указывая дорогу.

Не особо важно, как быстро ушедшая пытка сменится новой, в застенках ИСБ. Главное — пока есть ветер, а сквозь зажмуренные глаза пробивается солнце.

— Иди давай, — беззлобно толкнули его руки на повороте.

Возле въезда в поместье Панкратовых собрался представительный конвой машин. Две полицейские, сзади и в авангарде. Черный автомобиль сопровождения с небольшим значком — распахнутым глазом — на дверях и позади него тюремный автобус, серый, с двумя голубыми линиями вдоль корпуса. Люстры спецсигналов на каждой машине; неторопливые, уверенные в себе люди возле распахнутых водительских дверей.

— Загружаемся.