Вдруг из танка выскочил радист и побежал прочь.
— Ты чего? Менять меня будут или как? — закричал ему вдогонку часовой.
Радист остановился.
— Знаешь новость?
— Я одно знаю — на наше место пришла пехота.
— Майор где?
— Да оставь ты его, так крепко спит, что и от дождя не проснулся.
Радист собрался бежать дальше.
— Да постой ты! Нашумел, а сам удираешь! Чего там у тебя за новости?
— В Праге восстание. Прага просит помощи, надо разбудить майора.
Он выбежал на сквер, но не увидел палатки командира. Приглядевшись, заметил спящего на траве под шинелью офицера с полевой сумкой под головой.
Попов между тем подошел к танку, заглянул в люк и постучал по плечу сержанта. Сержант снял наушники и протянул Попову:
— Слушай. Говорит радио повстанцев.
— Говорит радиостанция революционного комитета. Внимание! Внимание!
Голос диктора прерывался от волнения. После паузы он продолжал по-русски:
— Внимание! Внимание! Говорит чешская Прага! Говорит чешская Прага! Большое количество германских танков и авиация нападают в данный момент со всех сторон на наш город. Мы обращаемся с пламенным призывом к геройской Красной Армии с просьбой о поддержке. Пошлите нам на помощь танки и самолеты!
Мы будем сражаться до последнего издыхания, но нам нужна ваша помощь!
Пошлите нам танки и самолеты, не дайте погибнуть нашему городу Праге!
Затем диктор обращался к союзническим войскам, к американской армии с просьбой о помощи, призывал партизан и всех чехов преградить путь немецким войскам баррикадами.
— …обращаемся… к Красной Армии… Слушайте нас на волне четыреста пятнадцать!
«Война кончается, а в Праге восстали…» — подумал Дмитрий, прислушиваясь, не раздастся ли снова взволнованный голос из Праги.
Майору Донскому что-то снялось, но вдруг он услышал шум, крик и, открыв глаза, вскочил на ноги.
— Тьфу ты, в чем дело? — сонно посмотрел он на радиста.
— Товарищ майор, в Праге восстание!
— Ты в своем уме? Войне конец, а ты — восстание!
— Немцы бесчинствуют в Праге, вот чехи и восстали. Просят нас помочь им.
— Откуда ты знаешь?
— Я перехватил сообщение Пражского радио.
Донской подбежал к танку, где Дмитрий слушал радио, выхватил у него из рук наушники, после чего спустился в люк и вызвал своего соседа:
— Алло, говорит «Воробей», отвечай мне, «Астра»!
«Астра» ответила:
— Слушаем призывы Праги. Передам соседу.
Вскоре все слушали Прагу — и танкисты и пехота.
— Товарищ майор, сколько километров до Праги? — спросил Попов.
— Да порядочно, около четырехсот будет.
Достав карту, он посмотрел на коричневую краску Рудных гор.
— Да уж, танкам туда дороги нет, разве что царице полей, — усмехнулся, обращаясь к нему, командир пехотинцев.
Семен Степанович сидел, привалясь спиной к своей машине, и чинил Любке ботинки. Любка с братишкой Степкой носились вокруг «виллиса» наперегонки с собачонкой, и все радостно визжали.
— Дядя Семен, — дернула его за ватник запыхавшаяся Любка.
— Погоди, обувку справить надо.
— А зачем, уже тепло, можно босиком ходить.
— Это непорядок, чтоб солдаты босые ходили, устав такое не разрешает.
— А кто он? Он сильнее тебя, дядя?
Ей кажется, что сильней дяди Семена никого нет, — дядя Семен даже машину приподнять может.
— Устав — это такая книга, в которой написано, что солдату положено, а чего не положено, как он должен одеваться, как себя вести.
После такого объяснения Любка собралась убежать, но Семен подхватил ее и посадил на колени.
— Ну как, не жмет? — спросил он, надевая ей ботинок.
— Когда сижу, не жмет.
— Ну, пройдись.
Она сделала несколько шагов, но тут на нее налетела собачонка, и Любка снова вскочила Семену на колени.
— Дядя Семен, а почему у вас есть усы, а у других солдат нету?
— Они все моложе меня.
— А как это моложе?
— Им меньше лет, чем мне.
— А сколько вам лет?
— Много, не сосчитать.
Любка гладит Семена по щеке и закручивает ему кончик уса.
Семен приглядывается к девочке. «Да, она уже не такая бледная, как была, и глаза смотрят веселее, и волосенки чистые, мягкие, блестят».
Прибежал Степка с собакой и тоже полез на колени к Семену.
Из-за «виллиса» вышел старшина Степан Иванович, остановился, скрестил руки на груди, усмехнулся:
— Ну, Семен, ты прямо как дома на завалинке с семейством расположился.
Дети прижались к Семену.
Старшина достал из кармана кусок сахара и протянул его ребятишкам.
— Если надо чего будет, обращайся прямо ко мне. Не знаю только, что начальство скажет, если узнает, что мы ребят с собой возим.
Ребята принялись собирать в траве мелкие цветочки и плести из них венки, однако короткие стебли рвались, но Семен нашелся — достал из кармана обрывок шпагата, и вот на голове у Любки уже красовался веночек.
— Семен Степанович, — услышал он знакомый голос.
Он оглянулся — по траве к ним торопливо шла Янкова Люба.
Приблизившись к девочке, она наклонилась и поцеловала ее.
— Ох, плохи у вас дела, — проговорила она.
Семен непонимающе уставился на Любу.
У сквера остановился легковой автомобиль, из него вышел Борис Полевой, корреспондент «Правды», и окликнул расстроенную Любу:
— В чем дело, партизанская семья, с Янко что-нибудь случилось?
— Нет.
— Что же тогда?