Ошеломляющая новость о сдаче в плен всей французской армии во главе с императором появилась в Париже утром 3 сентября 1870 года. Это было краткое сообщение информационного агентства «Гавас» из Брюсселя[2426]. Шокированное правительство графа Паликао на несколько часов засекретило эту новость. Однако телеграмма Наполеона III на имя императрицы о сдаче в плен окончательно развеяла все сомнения[2427]. Францию постигла катастрофа, путь на Париж для немецких войск был открыт. Скрывать истинное положение дел больше не имело смысла, и граф Паликао, только что вернувшийся с бурного заседания Законодательного корпуса, распорядился подготовить обращение к народу[2428].
В это время по городу уже бродили всевозможные слухи о событиях в Седане. К вечеру центр города начал заполняться недовольными людьми, которые требовали низложения династии Бонапартов и отставки правительства[2429]. Было разграблено несколько магазинов, продававших оружие. В Сену полетели бюсты императора и императрицы.
Часть депутатов нижней палаты потребовали от Шнейдера созвать незамедлительно заседание Законодательного корпуса. Палата собралась в час ночи, но в условиях неопределенности и тревоги за общественный порядок и собственную безопасность завершила свою работу через двадцать минут, не приняв никаких решений.
Пока в Бурбонском дворце происходили эти события, обстановка в Тюильри оставалась напряженной. Ночь прошла беспокойно, поскольку толпа в центре города постоянно выкрикивала: «Отречение! Да здравствует Республика!» Эти крики были хорошо слышны в Тюильри[2430]. Париж начали покидать состоятельные жители центральных и западных районов столицы. К ним присоединились некоторые депутаты, которые всегда поддерживали Наполеона III и правительство.
Рано утром в воскресенье, 4 сентября, из предместий и рабочих кварталов в центр города начали стекаться огромные толпы людей, которые непрерывно пели «Марсельезу», требовали низложения императора и установления республики. Войска и Национальная гвардия заняли выжидательную позицию, но через несколько часов начали переходить на сторону демонстрантов[2431].
Открывшееся в час дня заседание Законодательного корпуса было через несколько минут прервано ворвавшейся в Бурбонский дворец разъяренной толпой[2432]. Через час в городской ратуше оппозиционные депутаты под давлением народа провозгласили республику и сформировали «правительство национальной обороны»[2433]. Главой нового правительства стал генерал Трошю, министром внутренних дел — Гамбетта, министром иностранных дел — Фавр, военным министром — Лефло. В состав правительства вошли, в основном, левые республиканские депутаты от Парижа[2434].
Как отметил Хорн, «созданное в Ратуше новое „правительство национальной обороны“ составили умеренные республиканцы — такие как Фавр, Ферри, Гамбетта, Пикар, Кремье и Араго. Тьер отказался от участия в нем, но сохранил свое громадное влияние на его членов, в то время как пост главы правительства был отдан генералу Трошю, апатичному и пассивному губернатору Парижа. И точно так же, как в свое время эти республиканцы выступали левой оппозицией Луи Наполеону, так и теперь в оппозицию к ним встал взрывоопасный альянс революционеров. В него вошли сыновья и внуки тех, кто сражался и погибал на баррикадах в 1830, 1848 и 1851 годах. В их числе были Бланки и Делеклюз — профессиональные революционеры, проведшие многие годы в имперских застенках; Пиа и Флуранс, которых поддерживали тысячи отчаявшихся и ожесточившихся людей, загнанных бароном Османом в трущобы. Изливавшие свой гнев в „красных клубах“, составлявшие весомую долю в гражданском ополчении, Национальной гвардии и представлявшие собой постоянную угрозу сформированному правительству, эти революционеры оказывали на него сильнейшее давление, принуждая продолжать войну
В тот же день императрица Евгения при содействии австрийского и итальянского послов Меттерниха и Нигра, а также мадам Лебретон (чтица императрицы) спешно покинула Тюильри, который уже начала окружать возбужденная толпа, и после опасной поездки по улицам бунтующего города очутилась в доме американского дантиста доктора Томаса Эванса, лекаря императорской семьи[2436]. Несмотря на все перипетии последних дней, Евгения не потеряла присутствия духа и с горькой иронией сказала Эвансу: «Только несколько дней назад я заявила, что никогда не покину Тюильри в кэбе, как это сделал Луи Филипп. Именно это я и сделала!»[2437]