Наполеон III. Триумф и трагедия

В скором времени длинная вереница повозок с Наполеоном III и его богатым императорским скарбом, уныло плетущаяся вместе с армией по раскисшим от дождей дорогам Северной Франции, стала поводом для насмешек солдат[2257]. К вечеру 20 августа в 40 километрах от Шалона были замечены немецкие конные разъезды[2258]. Это обстоятельство ускорило развязку. 21 августа по приказу Мак-Магона армия выступила в сторону Реймса[2259]. Подразумевалось, что от Реймса удобно идти на Мезьер для соединения с уходившей по северному пути из Меца армией Базена, а также при необходимости прикрыть Париж. Специальные кавалерийские подразделения разрушили склады и подожгли оставшееся армейское имущество в Шалоне.

К вечеру 21 августа в Реймс приехал председатель Сената Руэр. За несколько часов до этого в город начали входить передовые части Шалонской армии, но маршал Мак-Магон уже находился на месте. Он был обеспокоен отсутствием информации о точном местонахождении противника, тяжелым переходом армии и неопределенностью своего положения.

Руэр подготовил проект императорского рескрипта о назначении Мак-Магона верховным командующим Шалонской армией и всеми вооруженными силами Парижа и столичного региона. В ходе встречи он неожиданно высказал сомнения в необходимости двигаться на помощь Базену. Маршал отреагировал аналогично: «Невозможно спасти Базена. У него нет боеприпасов, никаких поставок, он будет вынужден сдаться, и мы прибудем слишком поздно»[2260]. Руэр также подготовил проект обращения Мак-Магона, в котором говорилось о намерении сделать из Шалонской армии ядро новой национальной армии, готовой бороться с пруссаками. В тот же день Руэр отбыл в Париж, где столкнулся с недовольством императрицы Евгении, поскольку действовал вопреки ее намерениям.

Через несколько часов Мак-Магону доставили сообщение от Базена, написанное 19 августа. В нем говорилось, что армия Меца не будет оставаться в крепости, а будет прорываться на дорогу в сторону Сент-Мену или Седана и что она уже, скорее всего, выдвинется для соединения с Мак-Магоном. Это злосчастное сообщение повлияло на решения Мак-Магона. Он отменил свое распоряжение о движении в столицу и сообщил об этом правительству в Париже. Он также проинформировал Базена и графа Паликао, что намерен двигаться на Монмеди и через два дня будет в департаменте Эна[2261]. Шалонская армия выступила 23 августа.

Шли проливные дожди, и дороги совершенно раскисли. Шалонская армия, растянувшись на многие километры, медленно брела из Реймса в Сюип. Обремененная многочисленными повозками, грузами, боеприпасами, снаряжением, артиллерией, армия по ходу марша совершенно упала духом. Дисциплина была на низком уровне.

В середине армейских колонн тащились повозки с императорским имуществом. В углу своей кареты сидел бледный император, мучительно страдавший от болей, причиняемых камнем в мочевом пузыре, которые только усиливались от тряски на плохих, размытых дождем дорогах. Как-то, не выдержав, Наполеон III остановил карету. Выкарабкавшись, он уперся головой о дерево. «Ах, — прошептал он адъютанту, — если бы я только мог умереть»[2262].

Хотя в Реймсе были склады продовольствия, командование и интендантские службы не смогли организовать его эффективное распределение. Уже через несколько дней в армии начался голод, имели место многочисленные случаи грабежа местного населения. В ответ жители припрятывали продовольствие и закрывали свои дома, что еще больше ожесточало солдат Шалонской армии.

Вплоть до 26 августа Шалонская армия шла на восток. Мак-Магон уже несколько дней не получал известий от Базена и усомнился в целесообразности дальнейшего движения. Мак-Магон послал в адрес Базена следующее взволнованное сообщение: «Я не думаю, что могу продолжать двигаться на восток без наличия новостей от Вас и не зная Ваших планов; если армия Наследного Принца идет на Ретель, я должен буду отступать»[2263].

Несмотря на свое недомогание, Наполеон III не потерял остатки здравомыслия. На рассвете 27 августа он приказал своему сыну, Наполеону Эжену, покинуть армию и с небольшой свитой офицеров и слуг отправил к границе с Бельгией. По словам Аронсона, «Лулу знал, что он должен подчиниться приказу. Император выглядел спокойно, почти не выдавая свои чувства, но внутренне, наверно, его сердце разрывалось. Увидит ли он когда-нибудь Луи снова? Он был уверен, что его собственная смерть не заставит себя долго ждать. Это было их последнее объятие?»[2264]