На следующий день Мак-Магон, непрерывно получая сообщения о немецких патрулях, отправил письмо Базену, что изменяет движение армии с восточного направления на северное, в сторону Мезьера[2265]. Сообщение аналогичного содержания было направлено также в адрес графа Паликао. Именно это сообщение главе правительства сделало гибель армии Мак-Магона неизбежной. Ответ графа Паликао был быстр и имел катастрофические последствия: «Если Вы оставите Базена, в Париже вспыхнет революция и Вы подвергнетесь нападению всеми вражескими силами… У Вас есть по крайней мере тридцать шесть часов, пока подойдет Наследный Принц, возможно, сорок восемь; перед Вами никого нет, кроме слабой части сил, блокирующих Мец… Здесь все чувствуют необходимость освобождения Базена и испытывают напряженное беспокойство, с которым мы следим за Вашими передвижениями»[2266]. Чего было больше в этом ответе графа Паликао — незнания реальной ситуации или чисто политического расчета на сохранение любой ценой династии Бонапартов на троне? Скорее всего, истина где-то посередине. С одной стороны, граф Паликао, как ставленник императрицы Евгении, естественно, предпринимал все усилия для сохранения действовавшей династии у власти и монархического строя в целом. С другой стороны, французское правительство в полной мере не владело всей ситуацией и не знало истинного положения дел.
В течение последующих дней Мак-Магон получил сразу несколько оптимистических депеш от графа Паликао[2267], в которых тот сообщал о низком моральном духе германской армии, дизентерии и тифе, распространившихся в немецких войсках, о политических разногласиях между немецкими государствами и скором вступлении Австро-Венгрии в войну на стороне Франции.
Завершением всех обращений главы правительства стала телеграмма с категоричным текстом следующего содержания: «От имени Совета Министров и Тайного Совета я требую, чтобы Вы оказали помощь Базену, используя преимущество в тридцать шесть часов марша, которые Вы имеете перед Наследным Принцем Пруссии»[2268]. Именно эта телеграмма стала апофеозом непонимания действующей власти сложившейся ситуации и морального разложения государственного аппарата Второй империи. Историк Майкл Ховард справедливо говорит, что в условиях, когда немецкая кавалерия уже вгрызалась во фланги французской армии, эти послания графа Паликао потеряли всякий здравый смысл. Но Мак-Магон был солдатом и был обязан выполнять приказы. Он не был человеком, кто берет на себя инициативу или угрожает отставкой. Из императорского штаба были получены тихие и хныкающие слова протеста, но Наполеон III в еще большей степени, нежели Мак-Магон, был неспособен взять на себя бремя ответственности и осуществлять командование[2269].
Подчиняясь приказу главы правительства, Мак-Магон начал движение армии в надежде переправиться через Мёз (Маас) ниже городка Стене. Последняя надежда на спасение была упущена…
На этом месте, уважаемый читатель, мы сделаем паузу и выполним обещание, которое прозвучало в начале книги, а именно: подробно разобраться в том, что связало Наполеона III с Седаном в те дни. Ведь это его так волновало в последнюю минуту жизни.
Полночь, 30 августа 1870 года, Седан.
По темным улицам города в полном молчании медленно шла небольшая группа офицеров, обходя шумные питейные заведения, откуда доносились громкие голоса. Иногда между ними завязывался разговор, но он быстро угасал. Время от времени офицеры останавливались, чтобы вглядеться в дощечки на стенах домов, на которых были написаны названия улиц.
Вскоре они подошли к небольшой площади Тюренна и через несколько минут оказались на улицу Префектуры. «Сир, мы пришли!» — раздался голос, обращенный к коренастому, чуть прихрамывавшему генералу. Они сделали еще несколько десятков шагов вдоль решетчатого забора и оказались у закрытых ворот супрефектуры. Казалось, что в здании никого нет. Ворота и двери были закрыты, решетки опущены. Ни единого проблеска огня. Пришлось ждать еще какое-то время, пока ворота открыли и офицеров впустили в здание.
В комнате, куда их впустили, оказался только один стул. Он был предоставлен генералу. Остальные примостились на столах и на полу. Все были измотаны. Однако пришлось еще немного подождать, пока к нежданным ночным гостям не спустился сонный, недовольный хозяин дома, супрефект Седана — господин Пютье.
При виде супрефекта генерал попытался встать со стула, но не смог. Глухим, уставшим голосом он извинился за столь поздний визит. Только сейчас изумленный Пютье смог рассмотреть посеревшее, с синими мешками под глазами лицо императора…
Так в те роковые дни 1870 года в Седане появился император французов — Наполеон III.