Наполеон III. Триумф и трагедия

В конце концов все согласились, что Трошю передаст командование 12-м корпусом генералу Лебрёну, а сам с Мобильной гвардией сегодня же вечером возвратится в Париж[2249]. По распоряжению Наполеона III Трошю был назначен «губернатором Парижа и командующим всеми вооруженными силами, которые должны обеспечить оборону столицы»[2250]. Вслед за ним через несколько дней должна была двинуться к столице и армия Мак-Магона. Удивительно, но на совещании не шла речь о ситуации в Меце, о помощи Рейнской армии и взаимодействии с ней. Насущнейшие вопросы обороны и борьбы с внешним врагом отошли на второй план.

По прибытии в столицу Трошю тотчас же поехал к императрице Евгении и вкратце пересказал ей решения, принятые на совещании в Шалоне, а также показал императорский рескрипт о своем назначении губернатором Парижа. С большой неохотой Евгения приняла это назначение, но срочно телеграфировала императору, что полагает сейчас невозможным его возвращение, поскольку это негативно скажется на ситуации в городе[2251].

Под влиянием этой телеграммы Наполеон III снова поменял свое решение и отказался ехать в столицу. Он остался в военном лагере в Шалоне. Принц Наполеон отправился во Флоренцию, чтобы убедить своего тестя, короля Виктора Эммануила II, оказать помощь Франции.

Тем временем в Шалоне понятия не имели о большом сражении, произошедшем у Гравелота — Сен-Прива. 19 августа 1870 года маршал Базен надиктовал следующее послание Наполеону III: «Войска устали от бесконечных сражений, которые не позволяют им приходить в себя; им нужно позволить отдохнуть в течение двух или трех дней… Я все еще считаю необходимым переместиться к северу и бороться за выход через Монмеди на дорогу Сент-Мену — Шалон, если она не слишком будет перекрыта; если она будет закрыта, то я пойду через Седан и Мезьер к Шалону»[2252].

Немцы предусмотрительно перерезали телеграфное сообщение между Мецем и Шалоном, поэтому связь между двумя армиями была сопряжена с большими трудностями. Более того, германское командование дорожило каждой минутой. За несколько дней немцы полностью окружили французскую армию (переименованную в Армию Мец) в крепости и сформировали осадную армию под командованием Фридриха Карла. Оставшиеся силы были сведены в Четвертую армию под командованием кронпринца Альберта Саксонского. Перед ней была поставлена задача ускоренным маршем достичь реки Мёз (Маас) и начать преследование армии Мак-Магона[2253]. К этому моменту Третья германская армия уже была на подходе к Шалону.

Как это разительно отличалось от действий французов! Командование в Шалоне и понятия не имело, что теперь армия Мак-Магона находилась под ударом с двух сторон и ее судьба зависит от скорости принятия верных решений и их реализации.

Во исполнение приказов королевской ставки 130-тысячная Четвертая (Мёзская) армия 21 августа начала свой путь на запад и к 23 августа продвинулась к Вердену. Одновременно 180-тысячная Третья армия наследного принца Фридриха Вильгельма, переправившись через Мозель, к 20 августа достигла реки Мёз (Маас), а к 24 августа — реки Марна. На всем протяжении движения обеих армий французы сопротивления не оказали. Сильные современные крепости Верден и Туль были взяты в осаду.

В то время как немцы форсированным маршем продвигались вглубь страны, в стане французского верховного командования наблюдались разброд и шатание. Императрица Евгения, граф Паликао и председатель Сената Руэр буквально засыпали армейскую ставку в Шалоне посланиями, в которых требовали идти на выручку Базену[2254].

В этот момент император окончательно пал духом, отпустил бразды правления армией, страной и полностью подчинился ходу событий. Не было лидера, не было авторитета, не было организующей силы, а был только чрезмерно больной страдавший человек, который не исполнял свой долг по отношению к множеству людей, присягавших и доверившихся ему. Теперь он только следовал вместе с армией вне «зависимости от пункта назначения»[2255]. Командование фактически было передано маршалу Мак-Магону. Наполеон III, который более двадцати лет правил страной, был творцом и вдохновителем Второй империи, сейчас только беспрекословно выполнял команды из Парижа. Как император сам сказал в эти дни, он был «лишен прав, которые имел от нации… и наблюдал, как армия шла в пропасть прямо на его глазах». «Бессильный свидетель безнадежной борьбы», Наполеон III чувствовал, что его «жизнь и смерть сейчас совершенно не имеют значения»[2256]. Это была поистине личная и политическая трагедия главы государства. Государства, в котором он уже ничего не решал и ни на что не влиял.