Написано кровью моего сердца

— «Взвейся ввысь, язык огня! Закипай, варись, стряпня! — напевал он себе под нос. — А потом — спина змеи без хвоста и чешуи, песья мокрая ноздря с мордою нетопыря, лягушиное бедро…»[141] — Уильям забыл, какая строчка идет дальше, и замолчал.

Дальше земля стала неровной, топкая низина перемежалась с возвышениями, поросшими деревцами и небольшими кустиками. Видимо, здесь, в скрытом от глаз месте, проститутки и занимались своей привычной работой.

Уильям обошел эти холмики кругом и захлюпал по какому-то болоту — на контрасте оно показалось ему невероятно красивым. В меркнущем свете выделялась каждая веточка с округлыми, но все еще спящими почками. Жизнь замерла между уходом зимы и началом весны. Жаль, он не умел рисовать или сочинять стихи — Уильям просто любовался природой.

В этот момент в его сердце зародилось некое постоянство. Эти несколько секунд навсегда останутся с ним, и он обязательно вернется в это время, в это место, в нынешнее состояние души.

Уильям не ошибался, хотя причины тому были другие.

Он так и прошел бы мимо нее, свернувшейся в клубок. С накинутым на голову темным капюшоном накидки она сливалась с окружающей средой, однако ее горестное хныканье заставило Уильяма резко остановиться. Тогда-то он и приметил что-то в грязи у основания амбрового дерева.

— Мэм? — неуверенно позвал Уильям. Не услышав его приближения раньше, теперь девочка быстро выпрямилась, и Уильям рассмотрел ее бледное, залитое слезами лицо. Она ахнула, вскочила на ноги и бросилась к нему.

— Уийям! Уийям! — Это была Фанни, младшая сестра Джейн, — совсем одна, перепачканная в грязи и на грани истерики. Он крепко схватил девочку, чтобы та хоть немного пришла в себя.

— Фрэнсис, все хорошо. Я с тобой, Фрэнсис. Что случилось? Где Джейн?

Услышав имя сестры, Фанни уткнулась ему в грудь и издала такой протяжный вопль, от которого кровь стынет в жилах. Он гладил ее по спине, но это не помогало, и тогда Уильям встряхнул девочку.

— Фрэнсис! Соберись, милая, — ласково добавил он, увидев ее заплаканные глаза и опухшее лицо. Она плакала уже долгое время. — Скажи, в чем дело, и я помогу тебе.

— Не помовешь, — зарыдала Фанни, с силой стукаясь лбом в его грудь. — Никто мне не помовет, никто, никто!

— Мы что-нибудь придумаем. — Уильям хотел куда-нибудь усадить девочку, но вокруг только пучки травы и веретенообразные деревья. — Темнеет, давай хотя бы выберемся отсюда. — Он поставил ее на ноги, взял за руку и заставил идти, решив, что человек вряд ли способен впасть в истерику, пока делает размеренные шаги.

Он оказался прав. К тому моменту, когда они выбрались к толпе лагерных подпевал, Фанни продолжала хлюпать носом, зато уже не рыдала, а внимательно смотрела под ноги. Уильям купил ей чашку горячего бульона у женщины с кипящим котелком, хотя сам от еды отказался из-за блуждающих в голове мыслей о задушенных при рождении детях.

Он вернул женщине пустую чашку и, убедившись, что Фанни хотя бы слегка успокоилась, повел ее к лесистому холмику, чтобы там сесть и поговорить о случившемся. Ближе к деревьям походка девочки стала напряженной, и она испуганно забормотала.

Потеряв терпение, Уильям взял ее за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.

— Фрэнсис, — ровным тоном сказал он. — Немедленно расскажи мне, что тут, черт возьми, происходит. Говори просто и четко.

— Джейн, — начала девочка, и на ее глазах снова выступили слезы. Она вытерла их рукой, завернутой в накидку, и с видимым усилием продолжила: — Там был один павень.

— Там — это где? А, в борделе.

Фанни кивнула.

— Он вассматривал пвоституток и за-заметил Джейн. — Девочка всхлипнула, говорила она неразборчиво. — Он оказался двугом каитана Хавкнесса и увнал ее. Этот человек был в том доме, когда каитан Хавкнесс… умев.

Внутри у Уильяма все заледенело.

— Неужели. И что он сделал, Фанни?

По ее словам, майор Дженкинс схватил Джейн за руку и повел за собой. Фанни побежала следом. Дженкинс притащил ее сестру в город, к дому, перед которым стояла толпа солдат. Они не пустили Фанни внутрь, так что она осталась стоять на улице — жутко перепуганная, но не намеренная уходить. Через какое-то время военные бросили попытки прогнать девчонку.

Скорее всего, это был штаб Кэмпбелла. От этой мысли Уильяму стало дурно. Предположительно, Дженкинс сдал Джейн кому-то из старших офицеров, а то и самому Кэмпбеллу, обвинив в убийстве Харкнесса.

Будет ли суд? Вряд ли. Город находится на военном положении, и войска, или, точнее, подполковник Кэмпбелл, поступали так, как считали нужным. Не стоило и надеяться, что шлюхе, обвиненной в убийстве военнослужащего, дадут хоть какую-то возможность оправдаться.

— Где она сейчас? — Как бы ни был встревожен Уильям, он старался говорить спокойно.

Снова всхлипнув, Фанни вытерла нос краем накидки, а Уильям машинально достал из рукава носовой платок и подал девочке.

— Ее увели в двугой дом, на окваине говода. Там еще вядом такое больфое девево. Навевное, ее повесят, Уийям.

Уильям боялся, что так и произойдет. Он сглотнул собравшуюся во рту слюну и погладил Фанни по спине.