Мохан постарался успокоиться. Любимая жена просто сильно расстроена. Легко ли это: узнать сначала о смертных, что уже не бессмертны и сильнее богов, и демонов, что тоже сильны и то, что и те и другие — угроза для богов. А теперь ещё предстоит волноваться за мужа. Ей, безусловно, сейчас нелегко. Ему бы остаться с ней, согреть её, утешить, уговорить. Но вместо этого он отправиться делать то, что положено прежде всего. Ради неё же, любимой жены. Чтобы обрести крепость, собственное войско, чтобы она, Нана, была под надёжной защитой. Он всё сделает для Наны. Даже найдёт в себе силы расстаться с ней, когда он нужен ей рядом. И она успокоится и поймёт его.
Теперь он вспоминал её странное поведение и думал: а точно ли это всего лишь расстройство? Нана была не похожа сама на себя. Он не привык видеть её такую. Она всегда была мила и покладиста, что бы не происходило. Как же она могла так преобразиться?
Путь его лежал на север, чуть ли не на сам полюс, где находилось немало Крылатых, их, кажется, там было несколько сотен, но все они были рассыпаны, как горох. Лейн говорил, что это связано с экологической катастрофой, угрозой оттаивания полярных ледников, в значит, мирового потопа. Крылатым было поручения от Прометея, а точнее, от его хозяев-фагов: удержать от размораживания ледники, во что бы то ни стало. Вот там, на северном полюсе Мохан и займётся агитацией Посланников.
Конечно, Мохан мог бы переместиться на полюс в мгновение ока, но ему было необходимо какое-то время, чтобы отбросить все волнения и настроить себя на достижение цели. Поэтому ему было необходим этот полёт в вимане.
Голограмма фаги выросла перед ним, встав на его пути.
Он резко остановился.
Лейн предупреждал его об этом, что такое может произойти. И советовал не вести с фаги бесед, во всяком случае, длительных.
— Почему же? — спросил Мохан.
— Они отличные психологи и вполне могут отыскать в тебе струну и играть на ней до тех пор, пока ты не усомнишься в верности твоих решений поступать по нашим советам.
— Но я бог, я господь. Люди могут меня переубедить в том, что я поступаю неправильно?
— Эти люди бессмертны и намного старше тебя. За их плечами — долгий опыт сбивания с пути богов. Я понимаю, это задевает тебя, верховный бог Тримурти. Но ты достаточно умён и мудр, чтобы принять это как данность.
Ярость при виде голограммы фаги заклокотала в груди Мохана. Он плотно сжал губы.
— Господь Вишну, — проговорила голограмма, — не ты ли всегда был защитником людей от демонов, а теперь собираешься отдать их демонам на растерзание?
— Да, я действительно когда-то защищал людей от демонов, жаль, что меня самого однажды некому будет защитить ни от демонов, ни от людей.
— Всё зависит от тебя. Наш народ может стать твоим другом. Ведь я так понимаю, тебя уже поставили в известность о существовании фаги?
— Фаги — мои друзья? — насмешливо переспросил Мохан. — Моей жене тоже? И вы простите ей ей все её грешки перед вашим народом? Например, быка Гугаланну?
— Важно не прошлое, важно то, что происходит сейчас.
— Ой ли? Неужто забудете такое? Ведь вы, кажется, преследуете ослабевших дэвов только за то, что они были богами, а уж за провинность перед вами…
— Молящиеся слишком много лишнего наговорили о нас.
— То есть, они солгали?
— Они способны на это.
— Моя божественная прозорливость подсказывает мне, что лжецы — вы. И убирайся прочь, голограмма! Если бы я мог, я бы тысячу раз убил каждого из вас. Да так оно и будет. Я никого не могу достать в вашем мире, но те, кто может стать вами, ещё пока доступны для моей кары. И я всё сделаю, чтобы война между людьми и демонами наступила. И эта война не кончится, пока не иссякнет моё бессмертие!
— Ты понимаешь, что в таком случае мы отомстим не только тебе, но и той, кого ты любишь до безумия?
— Мы будем заодно с Высшим Миром и получим их защиту. Тебе не запугать меня ничем! И я не верю в то, что если бог станет вашим человеческим рабом, если решится так пасть, испугавшись вашей мести, вы всё равно не оставите его в покое, потому что ненавидите нас в любом случае, сделаем мы вам добро или нет. Зависть по отношению к богам изнуряет вас и вы не сможете этого нам простить никогда. Я ощущаю вашу ненависть к нам всем своим существом, поэтому вы не обманете меня, что вы можете быть дружелюбны. Убирайся, голограмма, убирайся по-хорошему. И не смей больше заговаривать со мной!
— Ты угрожаешь? Но что ты можешь сделать мне?
— Тебе — ничего, ты бесплотна. Но что если я впаду в такую ярость, что спущусь со своего вимана в ближайшую деревню и сверну всем её жителям шеи? Всем до одного, не пощажу никого, невзирая на пол и возраст? Ты хочешь стать причиной их смерти, гибели людей, таких же, как и вы? Ты веришь, что я это сделаю, если ты не исчезнешь прямо сейчас или хочешь испытать моё терпение за счёт жизни, может быть, несколько сотен человек?