Но вот открылась темная дверь кабинета. На пороге стоял Георгий Валентинович. Его высокую тонкую фигуру облегал длинный редингот с черными шелковыми отворотами. Опять поразил орлиный взгляд, острый, все подмечающий и стремительный, как стрела.
Он дружелюбно пригласил всех войти в кабинет.
В кабинете на стене висел тот самый портрет. Владимир Ильич уже видел его. То было лет пять назад. Об этом портрете Энгельса напоминала Владимиру Ильичу в Петербурге Вера Ивановна.
И было что-то многозначительное в том, что он висел как раз над головой Георгия Валентиновича, у письменного стола.
Только один человек из всех сидящих в кабинете был лично знаком с Энгельсом, уже ушедшим из жизни. Это он, Плеханов, автор первых марксистских книг в России.
— В чем задача? — сразу начал Георгий Валентинович, когда все уселись. — Как вам известно, Вильгельм Либкнехт, давний соратник Маркса, так выражал триединую задачу революционных марксистов: «изучать, пропагандировать, организовать». Естественно, что на первом месте у нас главное: научить русский рабочий класс умению осознавать свои цели и сущность других классов. Также естественно, что мы прежде всего ставим вопрос о партии, ибо, простите за шутку, это и есть та печка, от которой мы должны танцевать. В том и смысл теории развития общества, чем мы с вами и занимаемся, чтобы дать массам ответ на все наболевшие вопросы и привести в движение их социальную энергию. Тут у нас разногласий нет.
— Конечно, нет, — кивнула Вера Ивановна. И улыбнулась.
Это было так странно, что все тоже заулыбались.
На реплику Веры Ивановны Плеханов, задвигав густыми нависшими бровями, отозвался полушутливым замечанием, брошенным на ходу:
— Мы все растем от одного доброго корня. Но ветви имеют обыкновение раскидываться в разные стороны, вот в чем дело, дорогая Вера Ивановна.
Он говорил выразительно, с явным желанием быть доброжелательным и не щеголять красноречием. Но в спокойной уверенности в себе, в председательском тоне, с каким он вел разговор, в манере каждую минуту неослабно держать каждого в поле своего зрения чувствовался опытный, закаленный оратор, проведший на своем веку немало словесных схваток.
Сейчас это был сорокачетырехлетний мужчина, еще полный сил, признанный авторитет среди русских и зарубежных социал-демократов, кумир женевских эмигрантских кругов.
На его выступления валом валила публика.
А когда он покидал Россию, ему было всего двадцать четыре года. С тех пор он не видел ее.
Как изменяется человек! Сын тамбовского помещика ушел из дома, стал революционером. Он ли это? Сейчас на нем солидный редингот, вид сугубо европейский, профессорский: аккуратная бородка, модно подстриженные усы. Он ли лет двадцать назад, еще будучи питерским студентом, по ночам спал с револьвером под подушкой, гонимый и затравленный полицией?
Квартира — в центре швейцарской столицы. Он ли бедствовал со своей семьей еще так недавно? Носил истрепанные башмаки, худое пальтишко и кашлял из-за постоянного бронхита от простуды?..
Пока в кабинете длился разговор, несколько раз заходила Розалия Марковна — вносила фрукты, печенье, сельтерскую воду в сифоне.
— На улице очень жарко, — говорила она гостям. — И в кабинете тут душно. Наверное, вас мучает жажда… Вот холодная вода.
Стройная, миловидная, и тоже много испытавшая, — она ли та самая Роза Боград, петербургская студентка-медичка, которая юной девушкой втянулась в революционное движение, самоотверженно прятала Плеханова от полиции, а потом в эмиграции вместе с ним делила лишения и нужду?
Время это ушло. Во всем мире читались и переводились блестящие книги Плеханова. Нужда уже его не мучила, как прежде.
— А вы возмужали, — сказал он Владимиру Ильичу, тоже бросив это на ходу, с дружелюбной улыбкой натренированного оратора, не теряющего главной нити и тогда, когда его внимание отвлеклось в сторону. Он добавил: — И вообще вы премного успели…
Затем он резко задвигал бровями, смахивая с лица всякую игривость, и вернулся к теме разговора.
В комплименте Георгия Валентиновича слышалась тонко завуалированная снисходительность. Владимир Ильич это ощутил.
То, о чем говорили, было важно, интересно, охватывало широкий круг вопросов общественной и революционной жизни России, но существенно не двигало дело вперед.
Главного вопроса почти не касались.
А состоял он в следующем.
По решению, принятому Владимиром Ильичем и его товарищами еще в Пскове, имелось в виду предложить группе Плеханова выделить трех редакторов в редколлегию будущей газеты. Всего будет шестеро равноправных соредакторов. Владимир Ильич вместе с Потресовым и Мартовым поведет газету и всю кропотливую черновую работу возьмет на себя, а другую сторону представит Плеханов и члены его группы — Аксельрод и Засулич. Старики, особенно Плеханов, будут крайне полезны газете прежде всего как авторитеты и крупная теоретическая сила.
Согласен ли с этим Плеханов? Он не давал ответа. Ни да ни нет.