Нагорная проповедь

Мы не можем служить и Богу, и маммоне, позволять этому служению проявляться в нас и в то же время добиваться почета и уважения к себе; жить как часть единого целого и думать о собственной выгоде; претендовать на свое достояние и всему предпочитать удовольствия. О какой чистоте чувств можно говорить, если мы падки на пошлости и охотно погружаемся в греховные картины нашей фантазии? Как можно быть правдивым, если посторонние мысли и цели мешают нашей непосредственности? Тяга к чужеродному искажает самобытность изначального. Наш облик не будет отличаться чистотой, если о нем не заботиться. Точно так же мы не вправе идти на поводу у господствующих взглядов и стилей жизни, у моды и обычаев, исторически сложившихся нравов и принципов. В своем поведении мы руководствуемся исключительно ощущениями зарождающейся в нас истинной гуманности. И даже если это тысячекратно вступает в вопиющее противоречие со всем традиционным и вызывает неприятнейшее раздражение, мы, не моргнув глазом, делаем то, что является нашей внутренней необходимостью. Мы, к примеру, будем всегда покорны велениям Бога, даже если они потребуют от нас чего-то совсем необычного. И не столь важно, даже если мы при этом дискредитируем себя в глазах общества, главное – не вступить в разлад со своим изначальным естеством.

Не обращать внимания на окружающих людей нетрудно. Пусть наше поведение кому-то не понравится, задевает его, более того, при известных обстоятельствах даже причиняет ему вред. Лишь бы мы не делали этого преднамеренно. Нам, к примеру, не избежать недоразумений со всеми последствиями, которые порой могут быть роковыми. Требования, предъявляемые к нам новым естеством, неумолимо строги, и приходится им безоговорочно подчиняться. Любая оглядка на кого-то искажает ход его развития. Правда беспощадна, как природа. А посему, если она открывается в твоем поведении, смети с ее пути все, что ей может помешать.

Возможно, нам возразят: существуют же и противоречивые обязанности! В рамках нравственного уклада варварского существа, пожалуй, да, но не в жизни существа нового. Здесь все противоречия рождающегося бытия как таковые преодолеваются еще в зародыше, и изначальное чувство очень просто разрешает труднейшие жизненные проблемы единственно возможным и присущим только ему способом: глубоко проникая в их суть и переживая в себе их решение. Так, например, противоречие между эгоизмом и альтруизмом заранее преодолевается в живом ощущении себя членом единого целого, неотделимом от ощущения своего Я. Поэтому все проблемы подобного рода разрешаются сами собой, без каких-либо размышлений и самоанализа. Мы становимся в высшей степени тактичными, а значит, способными на решительные действия.

И уж тем более новая нравственность никак не позволит в отдельных случаях, когда нам что-то уж слишком не нравится или невыгодно, руководствоваться обычными нравственными принципами, пренебрегая нашими подлинными чувствами и побуждениями. Всякая склонность к проявлению инертности заявит о себе еще не раз, но мы ни в коем случае ей не поддадимся, а будем всегда в каждой ситуации оставаться на высоте. И если к нашему естеству добавятся чуждые ему формы, на его облике проступит варварский отпечаток. Выходит, неукоснительная строгость новой нравственности немыслима и без того, чтобы все наши жизненные процессы в своем неразрывном единстве проистекали из живительного источника изначального естества. «Все, что не по вере, – грех». (Рим 14:23) И до тех пор, покуда откровения нового естества в нашей жизни будут всего лишь отрывочными и бессвязными звуками, проникающими к нам из высших сфер и тотчас вновь поглощаемыми варварским шумом, новая мелодия правды никогда не наполнит нашу жизнь.

4. Нравственность непосредственного проявления

Еще слышали вы, что сказано древним: не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои. А Я говорю вам: не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий; ни землею, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя; ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или черным. Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого.