— Что? — не понял Гаманн. Шаттерхенд тоже навострил уши.
— Это чудо-препарат. Я говорю совершенно серьезно! Точно знаю, наводил справки у знающих людей. Им лечат даже сифилис! Он стоит диких денег на черном рынке! А еще и морфий, а еще и просто медикаменты. Харчи и лекарства – вот что всегда в цене. Медиков можно даже не убивать всех, достаточно разогнать, там только санитары с винтовками нам опасны, их надо будет в первую очередь перещелкать, есть опыт, русские с этим справятся легко. Тем более, что все винтовки, как правило, стоят в одном месте, а санитары бегают невооруженными. Это же тыл. Госпиталь. Безопасность.
Гауптштурмфюрер поднял бровь. Предложенное имело смысл. И не будут американцы ловить тех, кто нагадил красным. Их самих трогать нельзя, они отомстят самым свирепым образом, злопамятные очень. А с красными… С красными можно и повеселиться.
Карта поселка, где разместился этот госпиталь нашлась быстро. Северное направление никого не интересовало, это карты южного и западного разобрали еще неделю назад. Так, что здесь?
Поселение вытянуто вдоль улицы. Стоит у речки. Мост капитальный, каменный, сохранившийся со Средних веков. Значит пройти колонной по мосту, выскочить на центральную площадь у ратуши (сраное село, а ратуша есть, как и церковь!) и все – поселок под контролем. Остается узнать, где аптека и машины. В принципе – ерунда. Задачка для школьника из первого класса гимназии. Но Гаманн сомневался. Червячок сосал сердце.
Будет ли игра стоить свеч? А если стрельбу услышит какая-нибудь проезжающая вдруг неподалеку танковая часть? Войска еще должны перемещаться. Даже не удрать толком, топлива в баках у танков – на донышке. А что такое поспешное бегство – Гаманн отлично знал, укатят все, а ты на сдохшем танке, словно устрица на мели, беги ногами.
Все вздрогнули. Стрельба – заполошная, хаотичная, из всех стволов, включая даже пушечные обрушилась ударом по ушам и нервам, стала раскатываться все шире и шире…
Это было совершенно непонятно – словно на русских напали повсеместно и теперь они палили хаотично и бездумно! В воздух вдалеке взметнулись струи трассеров и пучки ракет – в каждом месте, где стояли красные и сколько видели глаза – в темнеющее небо стреляли Иваны. Но звука самолетных моторов нет сверху. Что, черт возьми, случилось?!
Первый сообразил Шаттерхенд.
— Будь я проклят, парни, но это – салют! Конец войне. Они победили.
Гаманн кивнул. Никакого другого объяснения быть не могло.
И он решился.
— Слушайте приказ: атакуем госпиталь. Выдвигаемся через час. Собрать все. Разберитесь с грузом, чтобы не возиться зря с погрузкой, когда бросим танки и БТР. Скромник – выделяешь штурмовую группу для ликвидации санитаров и захвата аптеки. Командира головного танка, сопляка этого – ко мне, надо накачать его бодростью и осознанием высокой миссии. Порядок колонны следующий…
Выстрелы, раздавшиеся из самого центра поселка ударили по нервам, которые и так последнее время были натянуты как струны. Закрутил ручку полевого телефона, сидевший на колокольне пскович ответил тут же.
— Да никак нет, никого немцев не вижу, наши на площади забегали… Пляшут вроде, тащ капитан! Точно – пляшут!
Кинулся туда, привычно подхватив автомат, как на грех никого из своих проверенных рядом не оказалось.
Выскочил на площадь и столкнулся с Быстровым, который широко улыбаясь неловко бахал в небо из своего пистолета, тут же и вездесущая Маша лепит неровными очередями в воздух, еще люди бегут. И бычьим ревом орет горластая старшая медсестра:
— Урра! Урррраааа! Победа! Войне конец!
И точно, пляшут. И орут. И палят от радости в небо. И бегут еще люди и чехи тоже…
— Все, дорогой ты мой Дмитрий Николаевич! Конец войне! К черту ампутации! — радостно заговорил возбужденный и счастливый хирург Быстров.
Барсуков тут же, усищи крутит, глазами сверкает. Счастье в воздухе как аромат сирени веет. Только вот посреди всего этого не получается Берестову порадоваться. Потому как и на лице у усача – то же с а м о е, что у Кутина, что еще у пары бойцов. И тягостно оттого на сердце невыразимо.
Командир медсанбата с замполитом уже праздник организуют, сестрички столы со стульями на площадь тянут, а начштаба – хоть вой. Зам по хозччасти – тихий и незаметный добытчик уже даже бутылки на стол тянет заковыристые – разные по форме и с цветными этикетками.
И людям настроение поганить неохота, не тот момент и самому гадостно до сблева. Добро бы мог что внятное сказать – но ведь курам на смех – предчувствия у него, извольте видеть. Даже и не скажешь ничего.
А большой пир намечается – вон и Волков с поварами забегал, как посоленный. И жуть как не хочется людям праздник поганить…
Подошел в смятенных чувствах к счастливому Быстрову. Тот глянул на физиономию своего старшего адьютанта, улыбка медленно стала сползать с лица. Начштаба спохватился, постарался улыбнуться сам как можно беззаботнее. От этого деяния майор мигом стал суров и напряжен.
Отвел Берестова в сторону, тихо спросил:
— Что случилось, Дмитрий Николаевич?