Читаем Надсада полностью

Как оказалось, банька была уже протоплена, стол накрыт, вся компания тут же заголилась и с криками, смехом ввалилась в парную. А через минут тридцать понеслась к ручью.

Курицин на этот раз потерял всякую бдительность: всем им чего-то от него хотелось, и со всеми он обнимался, целовался, тут же оказывалась бутылка, и все по очереди сглатывали прямо из горлышка.

Проснулся Виктор Николаевич глубокой ночью, вокруг него шумел темный лес, доносились какие-то звуки, и он не сразу сообразил, что сидит за тем же столом, что и вечером, и ему отчего-то очень холодно.

Не сразу дошло до него и то, что сидит в чем мама родила. Не сразу разглядел стоящую перед ним на столе початую бутылку водки и рядом – стакан. Дрожащей рукой налил и тут же залпом выпил, почувствовав, как по всему телу начинает разливаться спасительное тепло. Только тогда он поднялся со своего места и, пошатываясь, побрел к темнеющему в стороне зимовью. На подоконнике нашарил фонарик, включил и на вбитом в стену гвозде разглядел свою одежду – брюки и куртку. Натянув все это на себя, втиснулся между спавшими вповалку гуляками.

Утром народ просыпался тяжело, долго поднимался, расхаживался, и только к обеду все снова уселись за стол. Здесь же Белов объявил, что у него неотложные дела в райцентре и скоро им надо будет выехать в обратный путь. Народ недовольно загудел, однако возражать хозяину зимовья никто не посмел – Белов в тайге всегда был за вожака и не терпел ослушания.

«Пусть пока полежат, – размышлял Белов, получив от Михалчика пачку фотографий. – Время шантажа еще не пришло».

Приятель на этот раз засветился во всех видах и позах. Разглядывая снимки, Владимир не мог удержаться от злорадного смешочка: фотографии можно было расклеивать по поселку и в райцентре, как прокламации, и тогда уж на Курицине можно будет ставить большой жирный крест.

«Будет брыкаться, так и сделаем, – продолжал думать о своем. – За все надо платить…»

Был он на этот момент в доме родителей, где гостила и сестра Люба. Подмывало показать фотографии и ей, но Владимир понимал, какую может причинить ей боль. Хотя, может быть, и наоборот: снимки – лишнее подтверждение тому, что года три назад она приняла правильное решение уйти от бывшего муженька.

С Любой что-то происходило, и он это также видел: она то и дело прижимала к себе дочку Алену, что-то, смеясь, говорила матери, припадала к плечу отца.

Внутренняя и физическая спелость женщины выходила на лицо, которое играло всеми красками еще не прошедшей молодости: светились глаза, на щеках – румянец, чуть влажные губы приоткрыты, прядь темных волос красиво оттеняла высокий чистый лоб.

«Вот сестрица-красавица, – с удовлетворением наблюдал за ней Владимир. – Ишь, как прет из нее… Не-эт, здесь что-то не чисто. Наверняка влюбилась».

Перебирая в памяти имена их общих знакомых, неожиданно для себя подумал: неужто Мишка Светлый – причина Любиных воздыханий?..

– Ты, сестрица, смотрю, цветешь и пахнешь. Уж не влюбилась ли?

– А ты, братец, думал, я буду век в одиночестве коротать? – ответила с переливами в голосе. – Иль нет достойной замены твоему закадычному дружку?

– Да какой он мне закадычный дружок, – так, жук навозный, – с досадой отвернулся к окну братец. – Такой дружок, знаешь, продаст и еще раз перепродаст. В гробу бы я его видел.

– Что так? А были – не разлей вода.

– Были, да сплыли. Подставил он меня…

– И сильно?

– Ничего. Я его сильнее ударю. Знаешь поговорку: бей по большому, по малому только кулак отшибешь.

– Справишься. Недаром наша маманя говорит, что ты у нас самый счастливый.

– Скорей всего – самый умный.

– Ну уж нос-то не задирай, есть и поумнее тебя.

– Не ты ли?

– Я – женщина, мне быть умнее вас, мужиков, не положено по статусу.

– Кто же тогда?

– Да хоть братец наш Коля…

– Коля в облаках витает, а я по земле хожу.

– Иногда надо и в облаках искупаться, и на землю опуститься очищенным.

– Делом надо заниматься – вот что я думаю. Облака – это не про меня. Ты мне скажи лучше: не замуж ли собралась?

– Может, и собралась – тебя не спросила. А Николай наш, да будет тебе известно, таким делом занимается, какое останется после него вместе с его именем. И фамилия наша благодаря ему останется. Деньги же, ради которых ты готов душу дьяволу продать, удовольствие временное. Не все на деньги можно купить – талант, например, не купишь.

– В этом человеку только сам человек советчик. Соображаю, Мишка Светлый тебя просветлил… Я прав?

– Какая ж я была дура, когда тебя послушала. «Выходи за Курицина. Он парень перспективный, директором будет, и ты при нем – директоршей…» Самая настоящая ду-ра! Главное, Володя, чтобы человек был по сердцу. Хороший человек.

– Не спорю. Мишка мужик с головой, да и человек порядочный. Не то что этот… индюк. Только денег лишних у тебя с ним в доме никогда не будет.

– И не надо. Не хватит – у тебя займу. Братец ты мне или не братец?..

Так, полушутя, полусерьезно они вели разговор. Вскоре Владимир ушел.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

1917, или Дни отчаяния
1917, или Дни отчаяния

Эта книга о том, что произошло 100 лет назад, в 1917 году.Она о Ленине, Троцком, Свердлове, Савинкове, Гучкове и Керенском.Она о том, как за немецкие деньги был сделан Октябрьский переворот.Она о Михаиле Терещенко – украинском сахарном магнате и министре иностранных дел Временного правительства, который хотел перевороту помешать.Она о Ротшильде, Парвусе, Палеологе, Гиппиус и Горьком.Она о событиях, которые сегодня благополучно забыли или не хотят вспоминать.Она о том, как можно за неполные 8 месяцев потерять страну.Она о том, что Фортуна изменчива, а в политике нет правил.Она об эпохе и людях, которые сделали эту эпоху.Она о любви, преданности и предательстве, как и все книги в мире.И еще она о том, что история учит только одному… что она никого и ничему не учит.

Ян Валетов , Ян Михайлович Валетов

Приключения / Исторические приключения