Читаем Надсада полностью

– Согласен. Дядька Данила рассказывал, что в войну, например, никто во всем Присаянье не добывал столько зверя, копытных, лексырья, сколько добывал Воробей. Да и тайгу, повадки зверя он знает лучше нас всех. А кто оценил? Да и нужна ли была самому Воробью такая оценка?

– А разве праведник, вообще честный человек добрые дела делает для того, чтобы кто-то дал им соответствующую оценку? Он делает, потому что по-иному не может, – в том сущность его натуры, склада характера, ума…

– Вот потому, – не дослушал Николая Владимир, – такие люди никогда не могут встать над другими. Это вечные рабы, вечные неудачники, вечные недотепы.

«Вот ты и проговорился. Тебе надо непременно встать над другими людьми…»

Вслух же Николай спросил, так же не повышая голоса:

– А для чего вставать над другими? И надо ли вставать над другими?

– Люди должны чувствовать над собой власть сильного человека, – горячился Владимир. – Взять твоего отца Данилу Афанасьевича. Не было в поселке мужика, который бы его не побаивался, – стоило ему только глянуть. Вот это я называю властью над другими.

– Я знаю, что отец непростой человек. Есть в нем суровость, внутренняя сила, твердость, цельность характера. Но подобная власть, о которой ты говоришь, предполагает унижение другого, более слабого. Вот и скажи мне: отец кого-нибудь когда-нибудь унизил – явно, откровенно, глумливо?

– Он унизил уж тем, что стоял над другими…

– Ничего подобного, это его качество можно назвать и обостренным чувством собственного достоинства. Я, например, часто наблюдаю, как он общается со стариком Евсеевичем. По-отечески, по-доброму, с заботой и вниманием. Евсеевич здесь и обласкан, и прибран, и спокоен. И я знаю, что отец не оставит его до самой смерти. И похоронит по-человечески, если случится – помрет. Подобная власть сродни родительской. Родители ведь до конца своей жизни имеют власть над собственными детьми, независимо от того, сколько лет их детям.

– Все равно, – настаивал Владимир. – Все равно власть – это сила и смысл жизни всякого сильного человека. Только подлинной власти можно достичь, имея деньги, много денег. Деньги дают ощущение полной свободы и независимости от кого бы то ни было. Даже от обстоятельств. И я такой власти достигну.

– Ну и что ты будешь делать, имея такую власть? И зачем человеку обязательно много денег? – улыбнулся Николай.

– Жить буду. Широко жить. Себе в удовольствие. Ездить по миру. Охотиться, где захочу.

– А дальше?.. Вот пройдет жизнь – ты ведь, надеюсь, не собираешься жить вечно? Пройдет жизнь, и что ты после себя оставишь? Ну вот я, Николай Белов, оставлю после себя свои картины. По моим картинам потомки будут изучать историю Сибири, историю ее разграбленных глухоманей, историю страны. Картины будут воспитывать в людях доброе отношение к природе, к человеку вообще. Мои картины – это еще и история фамилии Беловых, которую носишь и ты. И сам я буду продолжать жить в своих картинах. Это тоже власть над людьми, но власть иного рода, где никто не унижен, а скорей наоборот – возвышен каждый, кто прикасается к искусству. Только бы хватило таланта, физических и душевных сил. А что, повторяю, ты после себя оставишь?

– Деньги оставлю своим детям.

– А что, если, привыкшие жить лучше других, дети твои деньги промотают?

– Не промотают, – несколько замешкавшись с ответом, все же настырно дернул головой Владимир.

– Ты можешь за это поручиться?.. Пусть даже не промотают, но добром вспомнить тебя, кроме них, будет некому, ибо добрую память о себе не купить ни за какие деньги.

– И зачем мне какая-то там па-мять?.. Из памяти сапоги не сошьешь… А я – вот он, как говорится, любите и жалуйте. Я – это «Я», и все тут.

– Короче, ты полагаешь, что человек должен о себе заявить, а уж как заявить – не имеет значения. Только история всего человечества слагается из примеров иной памяти о выдающихся людях, какие были во всякое время, во всякую эпоху, в любой формации, во все века, у каждого народа.

– Например, Чингисхан, Наполеон, Гитлер…

– Люди эти, безусловно, выдающиеся, и о них помнит история, но как о примерах обратного, противоположного добру свойства. И ни один разумный человек не призывает повторить путь ни Чингисхана, ни Наполеона, ни Гитлера. Правда, если Чингисхана историки пытаются представить в роли завоевателя, который шел, все сметая на своем пути, Гитлера – как полоумного изверга, то Наполеон среди названных тобой остается белым и пушистым. А ведь он половину Европы разорил, половину России прошел, оставляя после себя разграбленные города и деревни. А сколько людей полегло, сколько осталось без крова, сколько семей, лишившихся кормильца, – не счесть…

– Цель оправдывала средства, – в который раз прервал его Владимир.

– Какая цель, во имя чего и всякая ли цель оправдывает средства?

– Во имя власти и денег.

«Стоп, – вдруг подумалось Николаю. – Уж не мнишь ли ты себя вторым Наполеоном?»

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

1917, или Дни отчаяния
1917, или Дни отчаяния

Эта книга о том, что произошло 100 лет назад, в 1917 году.Она о Ленине, Троцком, Свердлове, Савинкове, Гучкове и Керенском.Она о том, как за немецкие деньги был сделан Октябрьский переворот.Она о Михаиле Терещенко – украинском сахарном магнате и министре иностранных дел Временного правительства, который хотел перевороту помешать.Она о Ротшильде, Парвусе, Палеологе, Гиппиус и Горьком.Она о событиях, которые сегодня благополучно забыли или не хотят вспоминать.Она о том, как можно за неполные 8 месяцев потерять страну.Она о том, что Фортуна изменчива, а в политике нет правил.Она об эпохе и людях, которые сделали эту эпоху.Она о любви, преданности и предательстве, как и все книги в мире.И еще она о том, что история учит только одному… что она никого и ничему не учит.

Ян Валетов , Ян Михайлович Валетов

Приключения / Исторические приключения