Надгробие для живых

– Охренительно, мне теперь задницу ему за это облизывать? Ты видишь людей, Джон? Здесь сидит сотня живых трупов, ещё даже не знающих об этом. Послезавтра умрёт четырнадцать человек, ещё через два дня Октавиану взбредёт убить двадцать девять, или пять, да хоть сколько угодно. А мне ещё и дана роль главного палача, и не знаю, как тебе, а мне кажется, что лучше попытаться, чем ждать, пока не останется ни людей, ни сил.

– Мы и сделаем, просто не сразу. Попробуем что-то предпринять сейчас, и умрём. Дай время до завтра, я что-нибудь придумаю. Обещаю тебе.

– Обед! – прогремело со входа и началась раздача пайков.

– Позже поговорим, – я наконец-то ощутил наплывшую после арены усталость и с неожиданным наслаждением упал на лежак, ожидая своей очереди. План… Джон должен придумать что-то грандиозное, если выбора не останется и придётся бежать. Всё же я до сих пор уверен, что толпой мы можем разобраться со стражей, а затем и с Августом. Малая жертва ради остальных звучит приемлемо.

Чёрт, что я несу? В кого я только превращаюсь со всем этим, если жизнь теперь значит так мало. Когда я успел начать убивать людей… слишком быстро шанс обойтись без кровопролития превратился в необходимость убивать людей, одного за другим. Теперь это стало одним из пунктов в концепции выживания. И всё же, если подумать, был ли хоть один раз, когда я мог поступить иначе? Начиная с самого первого и кончая доктором, кто мог остаться в живых? Те разведчики? Истекающий кровью немец? Хочется думать, что все они мертвы не из-за меня, но чем дольше размышляю, тем сложнее найти оправдание каждому трупу, оставленному позади. Да и нет оправдания убийце. Наверное, в конечном счёте, я заслужил своё место здесь.

Хотя может это не заслуга, а шанс. Шанс спасти этих людей, покончить раз и навсегда с Октавианом и разрушить его Рим до основания. Всё же, если убить Августа, то хуже никому не станет. Он должен умереть, и умрёт, чтобы больше никто не проходил через это.

Где-то в тот же день мы с Джоном продолжили тренировки. Он продолжал брать разное оружие, и каждый бой проходил с ним иначе, что его радовало. Кажется, он обуславливал это необходимостью быть готовым к противнику с любой тактикой боя, а я не сильно-то и был против. Тренировки хороши в любом виде, тем более если учесть, что никогда не знаешь, кто следующим выйдет на арену. Сара так и не вернулась, и я уже начал подумывать, что она каким-то образом сбежала, но у Джона были свои догадки, верить в которые не хотелось. Впрочем, загадывать было бесполезно, и уж лучше верить в лучший исход, пока продолжаешь работать. Следующий день был похож на другой, как и следующие, когда ни меня, ни Джона не брали на арену. Один раз привели человек двадцать, из какого-то поселения. Джон решил поспрашивать их, но проблемой снова стал языковой барьер, хотя мне и показался знакомым их витиеватый язык.

Где-то через восемь дней (я считал по отбоям), гонг прозвучал позже обычного. День обещал быть как минимум необычным, нам, как всегда, раздали завтрак, как всегда дали время его съесть и потом, как и всегда, вошёл Октавиан Август, почему-то заметно более радостный, чем обычно. За ним, в богатой одежде, шла Сара.

– Приветствуйте императора и августейшую императрицу! – пробасил легат.

– Сара! – Джон вскочил. – Ты…

– Молчать! – плеть обвилась вокруг ноги Джона, и он с глухим стуком упал на пол пещеры.

– Погодите, легат, – Октавиан повернулся к Саре. – Так этот варвар был с тобой знаком? Он назвал тебя Сарой. Так вот как тебя звали… мне нравится, можешь оставить своё имя, но только скажи, и мы дадим тебе новое, какому позавидуют боги!

Сара испуганно посмотрела на Джона, чуть шевельнула губами и наклонила голову вниз.

– Отправьте его на арену сегодня. И варвара тоже.

Мне будто уши ватой забили. Легат забирал людей в шеренгу, кто-то сопротивлялся, кричал, Джон выбивался из рук тюремщиков, всё менее легко вставая после ударов, меня чуть ли не несли на руках через остальных. Уже перед воротами я опомнился и взял оружие. Чёртов протез. Когда я стал так хорошо его чувствовать?

Арена открылась, и я вышел уже в середину битвы. Сразу пришлось вспоминать все приёмы против девушки с острогой. Пара неловких движений, одна подножка, и вот она на земле, держится за горло, тщетно пытаясь остановить кровотечение. Надо бы добить, но со спины зашёл другой боец с молотом, уже успевший замахнуться на моё лицо, а в следующий миг молот падает на девушку, делая мою работу. В благодарность за это я убил его мгновенно. Тут же на меня набросился другой, но ему в спину прилетел топор. Джон кивнул и вторым топором рассёк чьё-то лицо. Кажется, ситуация повторяется.

Даже толпа стихла в ожидании.

– Тебе второй топор нужен?

– Это не мои, – он кивнул на тело в дальней части арены с торчащим трезубцем. – Времени было мало.

– И всё же?

– Забей, – он, чуть корчась, подобрал двуручный меч, и неправдоподобно улыбнулся. – Я что, зря учил тебя бороться против всего?

– Тогда нападай.