Надгробие для живых

Нас снова построили, и из группы вышел шрамированный солдат, что-то протараторил скрипящим голосом, выслушал доклад одного из отряда, после чего нам освободили руки и отвели на отшиб лагеря, накормили и жестами объяснили, чем грозит попытка побега, трижды указав на оружие и поля с ловушками. Я бы даже без этого никуда не пытался сбежать, ибо долгая ночь давала результат, мы все валились с ног. За всем процессом нашего размещения наблюдала девушка, встретившая нас ещё на подходах: златовласая, с длинной косой по пояс, круглым лицом и большими глазами, какими-то неестественными и даже отчасти пугающими. Следила она тайком из-за дерева, держась за ствол и будто пытаясь сковырнуть его кору, слегка отшатываясь, если поворачивались в её сторону. Но сколько я не дёргал головой в её направлении, она продолжала пялиться, то на меня, то на Каса, то на всех сразу. Пожалуй, если так продолжится и дальше, то уж лучше в капкан: чужая слежка заставляет думать иначе, взгляд со стороны чувствуется тяжёлой ношей, особенно когда знаешь о нём. У меня, к примеру, всё тело сжималось от взгляда хищников из-за холмов, но часто это и не срабатывало: именно тогда, когда было важно. Те же роевики делают холмы и ориентируются вслепую, ориентируясь на шум и движение снега, у них для этого даже есть ворсинки на ходящих лапах. А доппельгангер, ввиду своей маскировки и порой похвального дара артистичности, просто заставляет меня думать, что это не может быть враг. Эта девушка тоже такого не внушала, но, когда кажется, что инстинкты дают сбой, самым лучшим решением оказывается положиться на рассудительность и логику.

Нас в очередной раз усадили и оставили без присмотра. А вот это уже было интереснее: что у них здесь с режимом охраны, если они позволяют пленникам сидеть так? Впрочем, через пару минут молчания подошёл старик, что был на отшибе. Мне, наконец, удалось рассмотреть его поближе: роскошная, местами облезшая борода, скрывающая шею, как шарф, была чуть ли не единственной растительностью на голове, не считая кустов бровей и седых волос на висках. За те несколько минут, что мы были здесь, он успел переодеться в обитое шерстью пальто до колен, сапоги, закрывающие остальное. Руки закрывали тонкие и явно древние перчатки, с неизвестно как сохранившейся спустя такое время кожей (хотя вполне возможно, что сделали их после конца Старой Истории).

– Je m’appelle Ernst. On m’a dit d’être votre interprète pendant la détention et l’apprentissage de notre langue.

– Жаль, но я нихера не понял, – шепнул Джон.

– Я могу говорить и на этом языке. Правда возможности практиковаться почти не было, und… и я иногда буду переспрашивать.

– Блеск…

– Ещё раз: меня зовут Эрнст. На время вашего заключения и обучения нашему языку я буду вашим переводчиком. Полагаю, никто из вас не говорит по-немецки?

– Тебе какая разница?

– Просто удивительно. Ни один француз из всех мне знакомых не пренебрегал изучением языка своих соседей.

– Француз? – перебил Джон.

– Вы ведь, полагаю, французы?

– Нет, – Джон оскалился. – Мы из Англии.

– Не говорите бреда. В Англии одни мутанты: наша поисковая группа ещё пятнадцать лет назад это доказала.

– Значит, плохо искали, – прохрипел Кас, а потом закашлялся. – Пятнадцать лет назад минимум шесть анклавов ещё работали, чего не скажешь про нынешнее положение дел.

– Возле Лондона?

– Мне откуда знать? Я про староисторическую географию ничего не знаю.

– Это такой термин? Я немного не… какие корни?

– Как с другой планеты свалился! – буркнула Сара.

– «Старый» и «история», – я решил включиться в диалог мирно. – Это обозначает, что город, вещь или ещё что-нибудь существовало до начала похолодания. Новая История – это всё, что произошло после.

– Благодарю, юноша, – Эрнст чуть склонил голову. – Полагаю, ваши друзья не слишком разговорчивы вследствие всей сложившейся ситуации. Надеюсь, с вами мы…

– Пацана даже не думай трогать, старик! – резко вспыхнул Джон. – Не посмотрю, что тебе лет под семьдесят, голыми руками прибью!

– Господа, вы определённо не так поняли наши цели. Мы… dargestellter… нет. Мы представляем мирное население. Если позволите, я постараюсь всё объяснить.

Никто возражать не стал.