Надежда Порфирьевна

— Не носят? — протянула генеральша и, обращаясь к Надежде Порфирьевне, прибавила: — Мне с вами надо поговорить… Мила выходит замуж и приходится торопиться с приданым. Побывайте-ка на днях, Надежда Порфирьевна… Очень, очень недурно платье! — снова повторила генеральша и вышла, сказав по-французски, чтобы Мила принесла ей счет портнихи.

— А вот мы с вами и не доглядели! — озабоченно вдруг воскликнула Надежда Порфирьевна.

И с этими словами она достала из кармана приборчик и, вынув иголку с ниткой, опустилась на колени и стала подшивать распустившийся внизу рубец.

В эту минуту в гостиной раздались шаги, и мягкий, нежный мужской баритон проговорил:

— Здравствуйте, Людмила Алексеевна! Не помешал?

Иголка задрожала в руках Надежда Порфирьевны. Холодный трепет пробежал по всему телу при звуках этого голоса. Боже, какой знакомый, страшно знакомый голос!

— Вы? помешали?

В этих двух словах молодой девушки было столько чарующей ласки, столько нежного упрека, что нетрудно было догадаться о приходе жениха.

— Неужели, это?..

Охваченная страшным волнением, Надежда Порфирьевна с порывистой нервностью двигала иголкой и, притаившись за юбкой, вся обратилась в слух.

— Христос воскресе!

Из рук Надежды Порфирьевны чуть-чуть потянулось платье от поворота головы молодой девушки. Начались поцелуи, едва слышные, долгие.

Маленькую худенькую женщину била лихорадка. Она едва стояла на коленях и бесцельно, бессмысленно тыкала иголкой.

«Этот голос…»

— И как вы прелестны, Людмила Алексеевна! Как идет к вам платье.

Голос говорил, точно ласкал.

«Он, он!» — подумала в ужасе Надежда Порфирьевна.

И все прошлое волной прилило к сердцу. В ушах стоял этот ласковый, нежный голос, говоривший ей такие же слова любви… О, господи, неужели она еще любит этого негодяя?

Она не решилась взглянуть на него.

— Что, скоро ли, голубушка Надежда Порфирьевна? — произнесла молодая девушка.

В ее мягком голосе слышалось нетерпение.

— Сию минуту… Еще один стежок… — чуть слышно произнесла она.

Но какой стежок! Иголка не слушалась в ее руках.

Ее имя, произнесенное молодой девушкой, заставило Надежду Порфирьевну выглянуть из-за платья.

Никакого сомнения!

Этот молодой человек лет тридцати, в изящном фраке, свежий, блестящий, румяный, с кудрявыми темно-русыми волосами и маленькой бородкой, — это он, ее бывший жених и отец ее ребенка.

Имя ее не вызвало в нем, по-видимому, никакого воспоминания. Ни один мускул не дрогнул на этом красивом лице. Он с нежностью смотрел на невесту своими карими бархатистыми глазами и весело улыбался, покручивая шелковистые усы.

Чувство злобы и презрения охватило вдруг Надежду Порфирьевну. Глаза ее блеснули недобрым огоньком, и в голове пронеслась мысль:

«А что если тут, сейчас, при невесте, она скажет, какой это негодяй?»

Но прошло мгновение, и жалость к нему смягчила вспышку возмущенного сердца. Надежда Порфирьевна употребила усилие, чтобы побороть волнение, и поднялась.

Она едва стояла на ногах.

— Ну, вот и кончено! — проговорила она дрогнувшим голосом, не поднимая глаз, и стала прощаться.

— Позвольте вас познакомить. Мой жених, Виктор Андреевич Нерпин…

Надежда Порфирьевна чуть-чуть наклонила голову. Молодой человек, взглянув на нее, слегка изменился в лице и постарался скрыть свое смущение в низком, почтительном поклоне.

— Но что с вами, голубушка? На вас лица нет? — с беспокойством спросила молодая девушка, только что заметившая, что Надежда Порфирьевна бледна как смерть.

— Устала… Не спала ночь! Прощайте.

— Ах, бедняжка!.. И все из-за моего платья! Пойдемте ко мне, выпейте воды, отдохните, — участливо говорила Людмила Алексеевна.

И, дружески обхватив Надежду Порфирьевну за талию, она пошла с ней из гостиной.

— Не надо, ничего не надо. Я поеду домой и все пройдет.

— Милая! Да вы совсем больны. Рука ваша как лед! — тревожно, полная участия, проговорила Людмила Алексеевна.

Но — странное дело! Это ласковое участие теперь тяготило Надежду Порфирьевну. В душе ее шевельнулось неприязненное чувство к той самой девушке, которую так любила, и она почти сухо ответила:

— Не беспокойтесь, поправлюсь.

А Людмила Алексеевна, вся поглощенная счастьем, ничего не замечавшая, обнимая в передней Надежду Порфирьевну, шепнула ей:

— Ну что, понравился он вам?

— Очень! — едва проговорила Надежда Порфирьевна и выбежала вон.

V

В этот день Катя, веселая и довольная подарками, отрываясь от игрушек, часто подбегала к матери и капризно спрашивала: «Отчего мама скучная и о чем она думает?»

И каждый раз Надежда Порфирьевна с какою-то особенной страстностью целовала девочку и, стараясь улыбнуться, отвечала:

— Так, милая деточка… задумалась. А ты не обращай на меня внимания… Играй себе.

И Надежда Порфирьевна снова ходила по комнате, занятая неотвязными думами.