Над строками Нового Завета

Так византийский гимнограф соединяет почерпнутое из Ветхого Завета содержание с формой, взятой из древнегреческой поэзии, и в то же время ставит в свой хор Григория Богослова рядом с евангелистом Иоанном. Они, невидимые для глаза не очень искушенного слушателя, стоят рядом с видимыми певчими, и таким образом вся церковь, как земная, так и небесная, воспевает Христово воскресение.

Но вернемся к цитате из Григория Назианзина. Слова «праздников праздник и торжество торжеств» у Дамаскина находят себе место в заключительной части канона, эта формула вкладывается в песнь трех отроков из книги пророка Даниила. И всё же центральное место в каноне у Дамаскина занимают жены-мироносицы.

Напоминающие о мироносицах строфы разбросаны по всему канону. И это не случайно, ведь крестный ход, с которым обходят верующие вокруг храма во тьме пасхальной ночи, должен напомнить как раз о том, как шли к гробнице Иисуса эти женщины. Они не знали и даже мечтать не могли о том, что их любимый Учитель воскрес из мертвых, а шли к Его гробнице, горько плача, для того чтобы закончить незавершенное в спешке (ибо уже наступала суббота – день полного покоя), погребение; вот почему они несли с собой благовония:

Зачем миро со слезами рыдания
Вы смешиваете, о ученицы, —
Блистающий у гроба ангел
Так спрашивал у мироносиц.
Загляните во гроб и уразумейте,
Что Спаситель воскрес из гроба —

так поется об этом во время воскресной утрени. Женщины всегда эмоциональнее мужчин, и тут сердцем они сразу принимают весть, которую умом понять нельзя: Христос воскрес. Пройдут века, и Блез Паскаль скажет: «У сердца есть свои резоны, которых не знает разум». В сердце, а не в уме рождается всякая молитва, но в молитвах пасхальных это проявляется особенно ярко. Дамаскиновский канон весь пронизан пасхальной радостью:

Воскресшего увидев Сына Твоего и Бога,
Радуйся с ангелами, Богоблагодатная, чистая.
Та, которая «радуйся» первой,
Как всеобщей радости виновница
Услышала, Богоматерь Всенепорочная.

И далее:

Ангел возгласил Благодатной:
Чистая Дева, радуйся.
И я повторяю: радуйся
Ибо воскрес Твой Сын
В третий день от гроба,
Воскресивши мертвых,
Люди, веселитесь.
Пасха, радостию друг друга
Обнимем, о Пасха.

Но пасхальная радость – это радость особая. Вот как пишет об этом современный французский богослов Ален Килиси: «Пасхальная радость не громогласна, это радость, идущая изнутри. Бесполезно хлопать в ладоши и кричать “ура”, чтоб рассказать о том, как она нас наполняет, ибо ту глубокую радость, которая дается нам в пасхальные дни, дается в глубины нашего сердца, этим не передашь. Посмотрите на Марию Магдалину. В то утро она была погружена в скорбь. Она пришла, чтоб бодрствовать над умершим и плакать, она всё время повторяет и людям, и ангелам одну и ту же фразу: “Взяли Господа моего, и не знаю, где положили его”.

В этой фразе выражается скорбный опыт верующего человека во всей его полноте – жизнь без Бога невыносима. Когда же сам Иисус приходит, чтобы утешить ее, но не открывается, как это всегда бывает во время явлений, она его не узнает. Она не узнает его, пока Иисус не окликает ее по имени. И сразу сердце ее как волна наполняют радость, счастье и мир.

Она хочет Его обнять, но Господь не позволяет ей сделать этого. Она должна будет довольствоваться тем, что его видела, слышала, прикоснулась к нему, но на мгновение. Она сохранит только ту радость, которая теперь внутри ее сердца, хотя, конечно, эта радость, наполняющая и освещающая ее изнутри, огромна. Но передать ее трудно. Как рассказать об этом, Мария не знает: “Я видела Господа, и Он сказал мне это”. Таков и наш собственный опыт. Наша радость огромна, наше сердце потрясено, но что сказать тому, кого не было там, когда Он явился, чтобы тот понял это?»

Ален Килиси до предела откровенно рассказывает о тех трудностях, с которыми сталкивается каждый по-настоящему верующий человек: «Я верю, но как рассказать об этом?». Трудности эти объясняются самим феноменом веры, ибо она представляет собою чувство, живущее в глубине сердца и не контролируемое рассудком, поэтому в словах пасхальных песнопений дается лишь общий абрис той радости, которую переживает христианин, который, как некогда сказал Н. С. Гумилёв, «любит мир и верит в Бога».