Радость от начала до конца освещает всё пасхальное богослужение. Мы плохо знаем, как праздновалась Пасха до начала VIII века, когда Иоанн Дамаскин составил тот Пасхальный канон, который и теперь поется в пасхальную ночь в каждом православном храме. Не раньше этого времени появились и те латинские песнопения, которые сохранили католики римского обряда. А какие тексты звучали во время пасхальной службы до этого времени?
Сравним песнопения из Цветной Триоди (так называется сборник богослужебных текстов, использующихся на Пасху православными) с текстами из средневековых Миссалов, по которым служили на Западе, и мы сразу увидим, что и здесь, и там заметное место в богослужении занимает стих из псалма 117:
Именно этот стих и надо считать осколком той древнейшей пасхальной службы, которая до нас не дошла. В псалме 117 содержатся и другие замечательные стихи, в которых еще апостол Петр (I Петр 2: 7) увидел весть о воскресении:
Христос, отвергнутый, распятый и умерший, властно восстал из гроба и наполнил весь мир радостью или «радование миру даровал», как говорит Иоанн Дамаскин. О том, что этот псалом звучал во время пасхального богослужения, говорит и то, что и теперь его начало читается в прокимне (так называются два стиха из псалмов, которые звучат перед чтением Апостола во время литургии):
В настоящее время православными в Пасхальную ночь читается начало Евангелия от Иоанна («В начале было Слово»), а католиками – его рассказ о воскресении (Ин 20: 1–9). Однако в древнейшие времена с пасхальной литургией было связано другое евангельское чтение – слова Иисуса о добром Пастыре: «Я – Пастырь добрый. Пастырь добрый душу свою полагает за овец… Я душу Мою полагаю за овец… никто не брал ее от Меня, но Я полагаю ее Сам. Власть имею положить ее и власть имею снова принять ее» (Ин 10: 11–18). Здесь говорится о том, что Иисус сознательно идет на смерть ради своих овец.
Как воскликнет потом апостол Павел: «Христос был предан за грехи наши и воскрес для оправдания нашего» (Рим 4: 25). Добрый Пастырь знает своих овец по имени и поэтому зовет к Себе не всех вместе, а каждого в отдельности. Ведь вера заключается не в том, что человек следует обычаям, установлениям и традициям или соблюдает те или иные обряды. Она живет в его сердце, в самой его глубине.
Как добрый пастух всегда находится при овцах в отличие от наемника, который «видит, как волк приходит, и оставляет овец, и бежит», так и воскресший Христос невидимо пребывает среди людей «во все дни до скончания века». Почувствовать это дает возможность пасхальное богослужение. К образу Христа как доброго Пастыря прибегает и святой Григорий Назианзин (Григорий Богослов), известный богослов, церковный поэт и проповедник, бывший в конце IV века епископом в Константинополе и называющийся обычно вселенским учителем и святителем (то есть епископом), в своей пасхальной проповеди. «Он нашел тебя, – говорит Назианзин, обращаясь к своему слушателю, – заблудившегося и поднял на те самые плечи, на которых нес Свой Крест, чтобы вернуть тебя к горней жизни».
Христиане первых веков вообще любили изображать Христа в виде Доброго Пастыря либо держащим на плечах обретенную овцу, либо сидящим на камне в окружении своих овец, как на известнейшей мозаике из Равенны, хорошую копию которой можно увидеть в Музее изобразительных искусств в Москве.
В Национальной библиотеке в Париже хранится рукопись с латинским пасхальным гимном, который считается одним из самых древних дошедших до нас песнопений в день Пасхи. Начинается он с цитаты из псалма 117 («Сей день…») и воспевает воскресшего Христа как Доброго Пастыря: