Над строками Нового Завета

По сути дела, хоровое пение как таковое есть не что иное, как выражение этой концепции. Напомним, что в древнейшие времена оно было унисонным, и пел не хор, а весь храм, и действительно как бы едиными устами. В настоящее время унисонное пение сохранилось у греков, оно составляет у них неотъемлемую часть богослужения.

Наконец, Христос невидимо присутствует в храме в таинстве Евхаристии, совершаемом во время литургии или обедни. В тот самый вечер, когда он был предан, «взял Иисус хлеб, и, благословив, преломил, и, дав ученикам, сказал: возьмите, вкусите: это есть тело Мое. И взяв чашу и возблагодарив, дал им и сказал: пейте из нее все; это есть кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая для отпущения грехов» (Мф 26: 26–28). «Делайте это в воспоминание обо мне» (Лк 22: 19).

Так была совершена Тайная вечеря, которая столь часто изображается иконописцами и художниками, как средневековыми, так и современными. С первых дней истории христианства повторение Тайной вечери и связанное с ней воспоминание о страданиях, смерти и воскресении Христа стало центральным местом в жизни как каждой христианской общины, так и всякого христианина: оно получило название сначала преломления хлеба, или вечери Господней, потом стало называться литургией, то есть общей службой, или службой, которую совершают все. Название это важно тем, что оно подчеркивает, что христианин не присутствует на службе, а участвует в ней, совершает ее вместе со священником и остальными молящимися.

На латинском языке литургию обычно называют мессой, по– славянски – обедней, то есть вечерей, вечерней трапезой, ибо Иисус свою Тайную вечерю совершил вечером; однако по традиции на Руси, и вообще на Востоке, литургия почти всегда служится только утром. В первые века при совершении литургии никаких специально составленных молитв (за исключением, разумеется, содержащихся в Новом Завете формул, которые сообщаются в рассказах о Тайной вечере) не использовали; это было связано с тем, что древняя церковь подчеркивала, что «молится не язык, а сердце», – так считал известный христианский писатель II века н. э. Тертуллиан.

С течением времени такие молитвы появились, но до сих пор в отличие от песнопений вечерни и утрени тексты, поющиеся во время обедни, на редкость немногословны; ничего подобного читаемому и поющемуся на утрене канону во время литургии не звучит.

Еще более немногословна и лаконична латинская месса, хотя основные тексты здесь, разумеется, звучат те же, что и во время греческой обедни: несколько стихов из какого-либо псалма сообразно с календарем, чтения фрагмента одного из апостольских посланий и Евангелия, затем Символ веры и песнь из 6-й главы Книги пророка Исайи «Свят, Свят, Свят…», слова, произнесенные Иисусом во время Тайной вечери, и потом молитва «Отче наш». В целом слово во время литургии – это не более чем «взлетная полоса» (выражение Ф. Мориака) для того, чтобы перейти к безмолвной молитве.

Освященные во время литургии хлеб и вино принимаются верующим как те самые, которые дал своим ученикам Иисус, следовательно, причащающийся ощущает себя участником Тайной вечери. Таким образом Христос таинственно (по– гречески – μυστικός, отсюда – мистически) Сам присутствует в храме, а всякий причащающийся соединяется с ним. Как говорит Иисус в Евангелии от Иоанна (6: 56), «ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь во Мне пребывает, и Я в нем». Христос в виде евхаристического хлеба и вина, освященного во время литургии, всегда пребывает в храме – так с древнейших времен учит Церковь. Здесь он скрыт и открыт одновременно, сказал однажды святой кюре из Арса Жан Мари Вионнэ, о котором нередко вспоминает митрополит Антоний.

В Евангелии от Луки рассказывается, как двое из учеников Иисуса в самый день Его воскресения шли из Иерусалима в Эммаус. Неузнанный учениками Иисус шел вместе с ними. Когда же они дошли до этого селения и незнакомец сделал вид, что хочет идти дальше, апостолы воскликнули: «Останься с нами». Он остался, а во время вечерней трапезы взял хлеб, благословил его, преломил и дал ученикам. В момент преломления хлеба ученики узнали своего Учителя, но Он тут же стал невидим – перед ними остался только евхаристический хлеб. В этой повести сосредоточена вся мистика, то есть весь таинственный смысл Евхаристии: Христос в храме, Он здесь Сам присутствует реально, а не символически, но в таинственном виде, скрытый и открытый одновременно.