Набег

— Разве нам или ей оттого хуже будет? — Мать за-ботливо уложила полотенце на сундук в углу. Словно убеждая себя и мужа, принялась рассуждать: — Чело-век он, по слухам, хороший, зазря не обидит. В Рейм-се у него большой дом, слуги... Гейнцы говорят, он щедрый, а в доме подолгу не сидит, поэтому его лю-ди сами себе хозяева. Да и архиепископ к нему бла-говолит. Разве архиепископ дурного человека возвы-сит? А тут-то что? Господин граф нас не балует, а у нас и без нее две дочери. С ними еще намаемся, куда третью-то? Слава Богу, господин граф не противился, отпустил...

Отец почесал бок, оставляя на светлой коже сле-ды от ногтей, ухмыльнулся:

— Чего ж не отпустить, если не задарма...

Подошел к матери сзади, обхватил за талию. По-тянул к себе, замычал:

— Ты ведь тоже не задарма отпустила, а, змея? Не задарма ведь? ..

— Погоди ты, не до того... — Мать вырвалась, склонилась над сундуком, вытащила из него тряпич-ный узелок. С боков узелка болтались увязанные бе-чевкой сапоги из телячьей кожи. Позапрошлой осе-нью их носила Элиса. Потом они стали Элисе малы, и мать спрятала их в сундук со словами: «Еще приго-дятся».

— Держи, — мать протянула узелок Марго.

Девочка взяла, удивленно уставилась на сапоги, потом перевела взгляд на мать. После объятий отца та раскраснелась, даже похорошела. Шагнула к Мар-го, неловко обхватила ее обеими руками, притянула к теплой, пахнущей очажным дымом груди. Ткнулась губами куда-то в макушку дочери, затем отпихнула от себя, быстро перекрестила:

— Ну, пошли, дочка. С Богом...

Ни к нежданным ласкам матери, ни к наполнив-шим ее глаза слезам Марго не привыкла. Внутри за-шевелилось предчувствие чего-то страшного и неот-вратимого. Марго повернулась к отцу. Он уже надел рубашку и теперь приглаживал огромной пятерней светлые волосы. Наткнулся на вопросительный взгляд дочери, нахмурился:

— Чего стоишь? Не слышишь, что мать сказала? Марго отступила к двери. Предчувствие стало на-ливаться тяжестью, свело судорогой ноги. Прижимая к груди узелок с вещами, Марго облизнула пересох-шие губы, прошептала:

— Я не хочу.

— А тебя не спрашивают. — Отец надел на голову ленточный обруч, стянул концы в узел на затылке.— Господин Ардагар тебя ждет. Так что иди с матерью и не хнычь, пока она проводить может. Не то одну от-правим.

— Куда? — сглатывая слезы, спросила Марго.

Все знакомое ей с рождения изменилось, как по колдовскому умыслу: суровый отец стал добрым; кис-лый запах, постоянно царивший в доме — приятным," жесткая лавка — мягкой. Даже узелок, который Мар-го сжимала в руках, согревал ее, а старые изношен-ные сапоги Элисы казались лучшими сапогами на всем белом свете...

— В монастырь, куда ж еще? — хмыкнул отец. —— А там уж — куда новый господин прикажет...

— Идем, дочка, идем. — Ласковые материнские руки подпихнули Марго к дверям.

Она все еще не понимала, сделала несколько ша-гов, остановилась.

— Я больше не буду, — прошептала она.

Если бы ей разрешили остаться, она и вправду ни-когда больше не стала бы шалить или убегать со дво-ра без разрешения. Она научилась бы принимать на-казания без слез и жалоб. Она стала бы работать в поле, молиться каждый день по многу-многу раз и пе-рестала бы «болтать языком и разносить сплетни». Она могла бы даже вообще не разговаривать и молча-ла бы весь остаток жизни, выполняя все-все, что за-хотели бы родители...

— Иди уже! — отмахнулся отец. Отвернулся.

Что-то рядом глухо застучало. Марго поглядела, откуда идет звук. Один сапожок, выскользнув из ее рук, раскачивался на бечевке, бился каблуком о ко-сяк, словно просился обратно, домой.

Руки Марго задрожали. Мать положила ладонь ей на плечо, потянула за собой, в сумрак дремлющего двора:

— Идем...

Марго вытерла сползающую по щеке соленую вла-гу, двинулась за ней. Она уже знала, что не вернется, чувствовала это, но все-таки еще на что-то надеясь, спросила у материнской спины:

— Я ведь еще вернусь к вам? Вернусь, правда? Мать промолчала, даже не оглянулась. И тогда Марго заплакала. Не остановилась, не повернула на-зад и даже не сбавила шаг — просто шла следом за предавшей ее матерью и плакала, захлебываясь нава-лившимся на нее горем.

6.Нейстрия

В Каупанге люди говорили, что горестные дни те-кут медленно, как мед из широкого кувшина, а ра-достные проносятся весенним ураганом. Покинув родную усадьбу, Сигурд понял,что это — вранье. Го-ре, как и радость, мчали быстрокрылыми ласточка-ми по его судьбе, вспарывали душу острыми крыль-ями, сменяли друг друга, путаясь в нескончаемом полете. Казалось, совсем недавно корабли Рагнара покинули Гаммабург, совсем недавно хирд Бьерна ли-шился своего хевдинга и многих других достойных воинов, но дни утекли вдаль, как утекли берега ши-рокой Лабы и все вернулось на свои места. Словно никогда не было на драккаре молчаливого Бьерна, мудрого Кьятви, желтоглазого смельчака Харека, за-гадочной словенской колдуньи или светлоликой до-чери альдожского князя...